Человек и животные исследуют окружающую среду при помощи органов чувств: они слушают, нюхают, смотрят и трогают; в результате у них формируются связанные представления об этой среде, они запоминают и сравнивают эти представления, и на основе прошлых впечатлений у них развиваются ожидания. Исследования человека с течением времени становятся все более постоянными и методичными, возможности его органов чувств увеличиваются благодаря применению технических средств (например, телескопа или микроскопа), накопленные в результате наблюдений факты объединяются в более крупные блоки (теории) при помощи понятий, которые невозможно наблюдать, и, таким образом, незримо развивается научное познание внешнего мира.

Разумеется, мы не можем исследовать при помощи органов чувств внутренний мир человека. Наши мысли, желания, чувства и фантазии нельзя увидеть, обонять, услышать или потрогать; они не существуют в материальном смысле, тем не менее они реальны, и мы можем наблюдать их во времени: у самих себя — при помощи нашей внутренней интроспекции, у других людей — при помощи эмпатии (то есть викарной интроспекции). Является ли приведенная выше характеристика внутреннего мира человека правильной в том отношении, что наши мысли, желания, чувства и фантазии не существуют физически? Неужели нет процессов, которые можно записывать при помощи физических приборов высокой точности и переживать как мысли, чувства, фантазии или желания? Данная проблема существует уже очень давно, и ее невозможно решить, если сводить ее сущность к выбору между дуализмом и единством разума и тела. Единственное практически значимое определение ее сущности зависит от характера нашего познания: мы говорим о физическом явлении, когда наши наблюдения основываются преимущественно на органах чувств, и о психологическом явлении — если наши наблюдения основаны на интроспекции и эмпатии.

В данных рассуждениях познание следует понимать не в узком смысле — как однократное действие, совершаемое в какой-то определенный момент, а в самом широком смысле — как совокупность всех наблюдений исследуемых явлений. Астрономы могут рассчитать орбиту, размеры и силу отраженного света (яркость) недоступных наблюдению планет по возмущению орбит тех планет, которые доступны наблюдению; или исследовать физические свойства кометы, которая будет снова в пределах видимости лишь много лет спустя. Похожие методы существуют и в психологии. Например, в психоанализе мы рассматриваем предсознательное и бессознательное как психологические структуры не только потому, что подходим к ним с интроспективным намерением ИЛИ понимаем их посредством интроспекции, но также и потому, что мы рассматриваем их в рамках интроспективного или потенциально интроспективного опыта.

Лишь после того как данные наших наблюдений приводятся в порядок, а сами наблюдения приобретают систематически-научный характер, мы можем воспользоваться обширным понятийным аппаратом, который совершенно отличается от наблюдаемых фактов. Некоторые из этих понятий представляют собой чистые абстракции или обобщения и, таким образом, в той или иной степени имеют отношение к наблюдаемому явлению. Например, зоологическое понятие «млекопитающие» возникло в результате конкретных наблюдений за отдельными животными разных видов; мы не можем, однако, наблюдать «млекопитающее само по себе». Точно так же и в психологии: например, понятие «влечение», как будет показано ниже, возникло в результате многочисленных интроспекции, но тем не менее невозможно наблюдать «влечение само по себе». Другие понятия, такие, как «ускорение» в физике или «вытеснение» в психоанализе, не относятся непосредственно к наблюдаемым явлениям; подобные понятия четко связаны с конкретными науками, так как они описывают отношения между данными, полученными в результате наблюдений. Мы наблюдаем движение физических тел в пространстве, отмечаем их положение в системе координат и, таким образом, приходим к понятию «ускорение»; мы интроспективно наблюдаем мысли и фантазии, условия их исчезновения и возникновения и, таким образом, приходим к понятию «вытеснение».

Всегда ли будет справедливым утверждение, что интроспекция и эмпатия являются существенными компонентами любого психологического наблюдения? Неужели не существует психологических фактов, которые мы могли бы установить посредством иного способа наблюдения окружающего мира? Рассмотрим простой пример. Мы видим необычайно высокого человека. Исключительный рост этого человека, без сомнения, представляет собой важный факт для нашей психологической оценки, однако без интроспекции и эмпатии его рост остается просто физическим параметром. Мы начнем осознавать значение выдающегося роста для этого человека и будем наблюдать психологический факт лишь после того, как представим себя на его месте; начнем при помощи викарной интроспекции ощущать его необычный рост, как будто мы с ним одного роста, и тем самым испытаем внутренние переживания, в которых почувствуем свою необычность и подозрительность для других. Сходные рассуждения допустимы также в отношении психологического понятия «действие». Если мы наблюдаем физические аспекты без помощи интроспекции и эмпатии, то мы наблюдаем не психологический факт действия, а лишь физический факт движения. Мы можем измерить амплитуду движения вверх кожи над глазом до мельчайших долей дюйма, но лишь при помощи интроспекции и эмпатии мы сможем понять оттенки удивления или неодобрения, связанные с поднятием бровей. Но разве нельзя понять действие лишь при помощи рассмотрения его видимого хода и его наглядных результатов, не применяя по отношению к нему эмпатию? Ответ будет отрицательным и в этом случае. Простой факт того, что мы видим паттерн движения, имеющий определенный результат, еще не означает само по себе того, что это психологический факт.