… Занято, опять занято! Господи, ну, сколько можно болтать по телефону? И о чем? Когда в голове – ни одной мысли. Мозги совершенно не затуманены интеллектом.

Но дозваниваться нужно. Пусть я рухну замертво здесь, у телефона, но прорвусь.

Я снова, который раз, набираю номер. Стараюсь без суеты. А то еще не так соединит. За что мне все это навалилось? Ну почему у всех все хорошо, а у меня всегда несчастья? Вон и лак на ногтях наполовину облез. Все руки до маникюра не дойдут. Когда-то один близкий знакомый говорил, что такая небрежность претит хорошим мужикам. Правильно говорил… Ладно, мой ненаглядный и так должен ценить. Других все равно уже нет. Никакой личной жизни! Все ему, его делам, дочери. Его дочери! Не ценит. Спокойный сидит, довольный. Не ценит. Или не понимает, кому всем обязан?

Наконец-то длинные гудки. Что за манера так долго не снимать трубку? Ведь дома же, дома, только что болтала.

После шестого гудка в трубке щелкает, и подруженька томно тянет.

… Ловлю себя на том, что бесцельно вожу глазами по строчкам, ничего не понимая. Другим голова забита. Тут не до чужих переживаний – своих драм больше, чем надо. Сейчас бы лечь поудобнее, расслабившись всем телом, чтобы энергия прилила к мозгу, и мысли стали особенно выпуклые, яркие и мудрые. По методу древних индийцев или японцев. Шут их там знает. Не в этом суть.

Как же, тут расслабишься – сразу же налетит. И так скандала не миновать. Но хоть чуть позже.

Дочь исчезла, дочь исчезла! А почему? Этого она не спрашивает. Как спросишь, когда на себя придется внимательно посмотреть? Залюбила ребенка до смерти. Подозрения, попреки, «откровенные» разговоры, больше похожие на допросы с пристрастием. Дыбы только не хватает. В милиции за это по закону ответить можно, а здесь, какой закон?

В прошлом месяце у девочки что-то случилось, ну, как это сказать? В общем, не все вовремя. Взрослые люди, все понимаем. Так что же вы думаете? В доме Содом и Гоморра! У девочки – истерика, «моя» побежала в поликлинику. Там вроде успокоили. Так даже извиниться не догадалась. Забыла, что семнадцать лет – самый щепетильный возраст. Впрочем, она и раньше не знала слов «извини», «прости», «спасибо». Все всегда воспринимала как должное. Словно весь свет ходил у нее в должниках.

Совсем затуркала девку. И еще заявляет, что в дочери вся ее жизнь. Шла бы лучше работать, а не шастала целыми днями по комиссионкам. А то и дел только по телефону трепаться, жалуясь поочередно, то на судьбу, то на мужа, то на неблагодарную дочь. Ох, уж эти. «Лялечки», «Таточки», «Дусечки». Попробовал передразнить их перед зеркалом. Получилось. Улыбнулся даже. А потом грустно стало. Уж больно похоже на обезьяньи гримасы из «Мира животных».