С выработанной годами практики сноровкой Марат легко пробирался через рыночную толпу, крепко сжимая в кармане рваных джинс свою добычу — пухлый бумажник, только что ловко извлеченный из сумки неосторожного покупателя. Двенадцатилетний чумазый мальчик не слишком сильно отличался от своих сверстников, маленькими стайками рыскавших среди торговых рядов в поисках случайного заработка, и никто из людей не обращал на него особого внимания, если только он был достаточно расторопен, чтобы случайно не задеть плечом очередного прохожего. Продавцы, впрочем, при виде Марата всё же проявляли признаки беспокойства. Они прекрасно знали, чем он зарабатывал себе на жизнь, хотя мальчик всегда был осторожен, никогда не позволял себе ссор с местными и никто из них еще ни разу не пострадал от его ловких, длинных пальцев.

Блошиный рынок, каждые выходные возникающий среди трущоб на окраине купола, был прекрасным местом для того, чтобы обеспечить себе пропитанием на неделю вперед, и мальчик с предвкушением ждал момента, когда ему, наконец, можно будет изучить содержимое бумажника, не опасаясь при этом быть неожиданно схваченным за руку. «Клиент» был настолько сильно поглощен зрелищем вытаскиваемых из прогоревшего до голых стен здания трупов, и вокруг него стояло и толкалось такое количество народа, что Марат даже начал жалеть, что не решился задержаться там подольше и значительно увеличить свой улов. Изобилие погибших на пожаре привлекло к тому месту даже вполне респектабельных, обеспеченных жителей соседнего района купола, однако мальчик тут же вспомнил стоявшую там вонь и невольно передернулся от отвращения. Он не мог точно сказать, что было для него более противным — вид и запах погибших или сытая и довольная толпа из верхнего города, оккупирующая рынок каждые выходные в поиске всякой дряни с Земли и походя нашедшая себе развлечение в созерцании трупов, однако невольно склонялся ко второму варианту. За свои двенадцать мертвецов он повидал уже немало.

Удалившись от места преступления на приличное расстояние, Марат покрепче сжал бумажник и под ругань продавцов проскользнул между двух кособоких тележек-прилавков в тень узкого, темного переулка, перегороженного ровно посередине невысокой стенкой. Этот переулок с трудом соответствовал своему названию и больше всего походил на широкую щель, расщепившую одно длинное здание пополам, однако внутрь него, начиная со второго этажа, выходили окна, доказывавшие, что это были всё же два разных дома.

Также мальчик прекрасно знал, что прямо перед стенкой, друг напротив друга, располагаются две двери, ведущие в тесные комнатки с низким потолком, которые по задумке архитекторов должны были служить сторожками для дворников. Дом мальчика находился в точно такой же конуре, но только через два квартала от этого места. Он жил там вдвоем с братом, и в этом районе это даже считалось престижным.

Марат направился вглубь этой щели, к стоящему перед дверьми переполненному мусорному бачку, на ходу вытащил из кармана пухлый черный бумажник, подбросил его на руке и довольно ухмыльнулся, почувствовав вес своего улова. Мальчик прислонился спиной к стене дома с одной стороны от бачка, внимательно следя за входом в переулок, подождал пока глаза полностью адаптируются к полумраку и начал потрошить содержимое кошелька, выбрасывая все ненужное: кредитки, визитки, документы — в мусор, с которого взлетела и теперь кружила в воздухе туча мух. Толстая стопка купюр, из которых только одна оказалась крупного достоинства, и куча мелочи перекочевали в карман, и мальчик, раздраженно выругавшись, с силой швырнул пустой бумажник в бачок, словно именно этот предмет был виноват, что внутри у него оказалось на самом деле не так много, как можно было предположить по его толщине и весу.

Выйдя из переулка, Марат с Еном дошли до первого перекрестка, свернули на широкую магистральную улицу, тянувшуюся от центральной площади города, и направились по ней к границе купола. Посетители рынка в изумлении расступались перед двенадцатилетним мальчиком в ободранной одежде и с окровавленной головой и босым парнем в больничной пижаме, держащим на руках маленького котёнка, провожали их взглядами и, когда они отходили достаточно далеко, начинали шепотом обмениваться мнениями и догадками по поводу странной парочки со своими спутниками или продавцами.

Миновав пару перекрестков, они снова свернули на боковую пешеходную улочку, не пользующуюся особой популярностью у покупателей, но заставленную прилавками и палатками не меньше магистральной. Узкий проход между торговых рядов вел мимо частокола торцевых стен длинных десятиэтажных зданий, ютившихся почти впритык к друг другу на небольших квадратиках земли. На одном таком квадрате умещалось ровно шесть домов, попарно соединенных низкими стенками, и жилище Марата находилось между первыми двумя.

Подобное расположение кварталов, являвшихся точными копиями друг друга, можно было наблюдать по всему куполу, однако этот район отличался от остальных удивительным духом бедноты и затхлости и, как бы странно это не прозвучало, свободолюбия и оживленности. Грязные, пыльные, вонючие улицы были наполнены равнодушием, злостью и алчностью, вместе с которыми мирно сосуществовали сочувствие, улыбки и бескорыстие. Все местные здесь были сами по себе, но в то же время их всех объединяло что-то неуловимое, что заставило бы их в трудную минуту сплотиться и встать на защиту этого островка анархии, расположенного среди моря железных порядков. И неважно, кто стоял бы плечом к плечу в одном ряду: добропорядочный ли семьянин, с трудом сводящий концы с концами ради благополучия своих детей; одиночка, перебравшийся сюда в поисках убежища, или главарь одной из местных банд, истинных хозяев этого района, — все они были готовы защищать свой дом до последнего, если бы власти решились очистить его от них. Ведь почти все они, в силу различных обстоятельств, пришли сюда по своей собственной воле, и идти им было больше некуда.

Впрочем, пока шла война, этой вольнице дозволялось существовать по своим собственным правилам, и только изредка сюда наведывалась Безопасность, дабы напомнить местным, кто же все-таки являлся истинным хозяином этой планеты, этого города и их самих. Бойцы групп захвата быстро хватали нескольких местных и так же быстро исчезали, едва почуяв признаки назревающего сопротивления. На стол премьера ложился отчет об успешно проведенном рейде по трущобам, а на терминалах городской сети появлялись броские заявления об очередной чистке среди "неблагонадежных элементов" Южного района, призванные придать истинным гражданам чувство гордости за свою причастность к благородному, культурному обществу, обитающему в благоустроенных центральных и Северных районах города.

А через несколько дней, когда новость о чистке утрачивала актуальность, почти все задержанные во время рейда спокойно возвращались к себе домой. В отличие от вышестоящего начальства, у рядовых сотрудников Безопасности были собственные понятия о том, как должны строиться отношения между властями и местными. Дабы сами законники во время следующего рейда могли бы чувствовать себя более менее спокойно, жители трущоб заблаговременно предупреждались о рейде, и бойцам групп захвата как нарочно попадались только абсолютно чистые перед законом люди, которых впоследствии можно было бы с чистой совестью отпустить на волю.

— Что этот маленький засранец опять придумал? — сидя закинув ногу на ногу напротив кровати, спросил Илья.

— Не знаю, — пожав плечами, ответил Ен. — Он сказал, чтобы я сначала поговорил с тобой.

Илья хмыкнул и вскинул вверх брови.

— И зачем?

— Без понятия, — снова пожал плечами Ен.

Марат, ложкой помешивая варящийся в кастрюле рис, задумчиво смотрел на мирно посапывающего Ена, умудрившегося переспать даже своего котенка. Кошак давно проснулся и занимался тем, чем обычно занимаются все малыши — донимал Марата своей неисчерпаемой энергией, настойчиво кидаясь на его ногу в стремлении, казалось, прогрызть её до самой кости. Как звали котенка, мальчик забыл поинтересоваться, однако подозревал, что имени у него еще не было, так что вот уже всё утро он пытался подобрать подходящее. Занятие это оказалось посложнее решения математических задачек Ильи, и усложняло всё то, что мальчик понятия не имел, как можно было определить пол котенка. Он пытался, но ничего не понял.

Илья с самого утра убежал разыскивать Тэма и где-то задерживался, однако мальчик давно отвык волноваться за брата-тот умудрялся выйти практически из любой ситуации с минимальным для самого себя ущербом. Даже патруль, однажды сцапавший его как дезертира в верхнем городе, не смог долго удерживать его. Как у него так легко получалось дурить людей, Марат не знал, но очень сильно хотел научиться тому же. С такими навыками будущее представлялось ему безоблачным. Илья рассказывал брату, что когда-то он занимался в школьном драмкружке, и даже объяснил мальчику несколько тонкостей человеческого поведения, но, когда понял, что Марат начал потихоньку использовать эти знания на нем самом, быстро заменил эти уроки дополнительными занятиями по математике и истории. Мальчик обижался, но возражал не особо сильно — улица тоже способна научить многому.

Котенок в очередной раз кинулся на ногу Марата, вгрызся маленькими, но уже острыми, как иглы, зубами в голень и безуспешно попытался разодрать и так уже рваные джинсы задними лапами, когда входная дверь открылась, и в комнату вошел Илья, чем-то очень сильно озабоченный. Ен мгновенно открыл глаза и сел в кровати, вопросительно уставившись на него.

Лицо гостя выглядело значительно посвежевшим, из-под глаз пропали синяки, кожа утратила мертвенно-бледный оттенок, стала немного смуглей. Впрочем, почти двадцати часовой сон довольно плохо сказался на его форме — по правой щеке Ена протянулись глубокие полосы пролежней, а само лицо, бывшее ранее худощавым, довольно сильно опухло.

— Давай, собирайся, — с порога сказал ему Илья. — Нам надо срочно к Тэму.

Илья разрешил Ену остаться на ещё одну ночь, пообещав на следующий день отвести его к своему начальнику, который был не против принять на работу еще одного новенького нелегала. Сам Илья пахал на сельскохозяйственных работах, занимаясь выращиванием злаковых, и Ен подозревал, что ему предстоит заниматься тем же самым еще очень и очень долго. Доступ к теплым, высокооплачиваемым местечкам в управляющих компаниях, куда можно было бы податься после окончания войны, для дезертира был закрыт навсегда, так что Ену ничего не оставалось, кроме как на ближайшие годы, а возможно и на всю жизнь, смириться с судьбой нелегального фермера.

Он особо и не возражал, будучи уверенным, что растить хлеб или овощи будет намного более приятным занятием, чем ползать по горам в броне с винтовкой. Эту уверенность в нем укрепили сытные обед и ужин из выращенного Ильей риса, разбавленный гарниром из горошка и, что было совсем уж деликатесом в куполах, настоящих мясных котлет. Соевых он вдоволь наелся еще в армии.

Возможно, обрадовал Ена Илья, его будущий начальник даже предоставит своему работнику на время бесплатное жилье, как сделал это для братьев, когда они вдвоем только поселились в этом районе. Ен был очень сильно удивлен, когда узнал, что именно Тэм помог выкрасть Марата из военной академии, именно он обеспечил Илье надежное место работы и он же достал ему липовый ID-браслет. Для любого дезертира, за поимку которых давалось существенное вознаграждение, встреча с таким щедрым благодетелем была подобна встрече со своим ангелом-хранителем. Впрочем, мнение Ена о террористе, бывшее, мягко говоря, довольно низким, не изменилось ни на йоту.

С наступлением ночи, когда больше половины ламп купола погасли, троица завалилась спать, устроив Ена на полу. Илья отдал гостю свой матрац, а сам закутался в одеяло, чтобы тело не соприкасалось с железной сеткой кровати, и почти сразу же захрапел. Марат выключил свет, погрузив тесную комнатенку в полнейший мрак, запрыгнул к себе на кровать, поудобнее устроил безымянного котёнка в ногах и тоже вскоре начал умиротворенно посапывать. Ен еще некоторое время проворочался на полу, обдумывая сегодняшнюю беседу с Тэмом, но и его быстро сморил сон.

Тихие, на пределе слышимости, голоса и шаги, больше похожие на шорохи возящейся в норе мыши, заставили Ена открыть глаза и полностью собраться. Илья с Маратом дышали глубоко и равномерно, и Ен, стараясь не разбудить их, откинул в сторону одеяло, быстро натянул кроссовки — единственное, что он снял перед сном, — и, припадая к полу, как ящерица, прокрался к входной двери, молясь, чтобы голоса принадлежали припозднившимся соседям напротив.

После побега из купола прошел час.

Стоя за спиной Генриха, Ен внимательно наблюдал за тем, как ловко тот управляется с танком, колдуя над многочисленными приборами, о предназначении которых лейтенант и не догадывался. Едва настоящий профессионал занял кресло пилота, как даже ход машины стал намного мягче и плавнее, что отнюдь не зависело от рельефа местности, — камней, трещин в земле и пригорков стало намного больше, чем на прилегающей к куполу территории. Но Генрих легко, едва заметной корректировкой курса, объезжал все препятствия, уберегая пассажиров от адской тряски, которая непременно сопутствовала бы поезде, окажись на месте пилота Ен или кто-нибудь другой.

На одном из экранов перед пилотом светилась карта, изображающая участок, преодолеваемый в данный момент танком. Из-за густой облачности Агарда единственным и самым надежным способом навигации являлся наиболее примитивный, заключавшийся в постоянной сверке загруженной в память танка карты с ориентирами на местности. Следовать курсу приходилось так строго, насколько это вообще было возможно. Стоило танку сбиться с пути, потерять себя на карте, как наиболее актуальной становилась проблема позиционирования. Однако в этом случае было бы невозможно даже просто определить направление движения, ибо найти магнитный полюс на куске камня и металла, являвшимся Агардом, было довольно проблематично. А по-сути, просто невозможно.

Впрочем, Генрих оказался также и классным навигатором. Он строго придерживался курса, не отклоняясь от ориентиров больше, чем на сотню метров. Через некоторое время Ен преисполнился к нему доверия, но полностью оставить все на пилота не спешил. Они преодолели полсотни километров, но впереди лежало еще около тысячи, а малейшее отклонение от курса могло привести к встрече с патрулем, коих по плато ползало немало. Единственный шанс проскочить между ними заключался в знании алгоритмов их движения и точном расчете их гипотетического положения на карте в данный день недели. Не слишком полагаясь на свои математические способности, Ен без стеснения доверил некогда секретную информацию Тэму, который после минутной паузы отметил сектора карты, занятые, по его мнению, патрулями, и снова погрузился в себя. Чтобы проверить корректность расчетов террориста, Ену потребовалось примерно на четверть часа больше и помощь Син, но полученный им результат полностью совпал с выданным Тэмом.

Уверившись, что все идет нормально, Ен осмелился наконец оставить дорогу на Генриха и повернулся к пассажирскому отсеку. Картина в нем была безрадостна. Понуро опустив головы, все сидели на полу между гордо взиравшими на них «Ирбисами» и хранили гнетущее молчание.

Сделав огромный круг, беспилотник пролетел над ними еще раз. Сомнений не оставалось — робот нашел свою цель. Теперь все зависело от типа заложенной в нём программы: он мог вернуться к точке вылета и привести за собой своих хозяев или же остаться кружить над танком, обозначая его местоположение. Сообщить же об обнаруженной цели немедленно разведчик не мог по той простой причине, что вспышки солнца и электромагнитные возмущения в атмосфере, вызванные непрекращающейся ни на секунду грозой, не позволяли эффективно использовать радиочастоты на расстоянии превышающем пару километров. Даже в условиях прямой видимости. Но в любом случае, независимо от программы робота и доступных ему средств передачи данных, стоило готовиться к скорой встречи с его хозяевами.

Разведчик быстро исчез за пределом видимости сканера, но менее чем через минуту вернулся, пронесся над танком и затерялся где-то вдали. Из его поведения Ен сделал вывод, что если противник не желал просто досадить беглецам, навязав им попутчика, то еще несколько роботов должны были быть отозваны с фронта и разосланы во все стороны на поиски танка, дабы снабдить преследователей информацией о векторе его движения. А учитывая, что таких машин в армии насчитывалось всего десятка два, что они не предназначались для использования на дальних расстояниях и что многие из них могли просто потеряться во время перелета с границы плато до Нордквика, то премьер, похоже, просто изнемогал от желания достать Тэма, если решился таки ослабить свои войска и кинуть на поиски одного танка такое количество роботов. И, по всей вероятности, этим подарки премьера не ограничатся.

— Эмиль, винтовку, — протягивая руку к террористу, потребовал Ен.

К тому моменту все его распоряжения были исполнены. Котенок оказался заперт в костюме Аниты, а танк выехал из своего укрытия и расположился посреди усеянной камнями широкой равнины.

Ен принял винтовку, откачал из танка кислород, открыл люк и выскочил наружу. В динамики шлема тут же ворвался свист ветра, грохнул удар грома, но Син услужливо, не дожидаясь команды, включила фильтры, отрезавшие звуки суровой природы Агарда. Осталось только тихое урчание двигателя «Грайдера» и многократно усиленные, искаженные, но все же вполне узнаваемые голоса его пассажиров, раздававшиеся сквозь открытый люк. Если бы Ен захотел, то вполне мог бы разобрать, о чем они там говорили, но в данный момент любые звуки только отвлекали от основной задачи — сбить разведчика. Ен двинулся от танка в сторону, пока не отошел на десяток метров, откуда до его слуха уже не мог донестись ни один посторонний звук.

Следующий час прошел в полном молчании, прерываемым разве что попытками Луки высказаться по поводу гибели Эмиля. Его никто не слушал, а в конце концов Ен просто приказал ему заткнуться. Лука повиновался беспрекословно и больше не издал ни единого звука, чему Ен был несказанно рад- настроиться на бой под его непрерывные замечания было довольно проблематично. До линии фронта были еще примерно сутки пути, а их компания уже значительно поредела. Ен быстро подсчитал и получилось, что их всех не хватит и на полдня, если противник будет действовать в таком же темпе и отстреливать по одному человеку через каждые три часа.

Сидя между Тэмом и Анитой, Ен про себя проклинал лидера террористов и премьера. Если бы эти двое не встретились, если бы они уже не были заклятыми врагами, если бы Марат не распознал в нем военного и не оказался таким честным и добрым, чтобы захотеть устроить судьбу незнакомого ему человека, если бы…

Ен резко оборвал цепочку этих мыслей. Он мог продолжать так еще долго, но уже было поздно что-то менять, о чем-то сожалеть. Все эти «если» не способны избавить от следующего по пятам стрелка и не помогут выжить, когда против тебя ополчился такой могущественный, облеченный неограниченной властью и беспредельными возможностями человек как премьер.

Однако почему же до сих пор не видно признаков погони, если их уже выследили, недоумевал Ен. Неужели этот стрелок был отправлен выполнять приказ премьера в одиночку и так искусно маскировался? Или же он просто развлекался, держа группу поддержки на расстоянии? Любой из этих вариантов имел право на существование, поскольку Ен уже почти на все сто был уверен, кем мог являться снайпер. Тот самый молодой офицер, организовавший ему встречу у шлюза, вполне мог оттачивать на них свои клыки. Для воспитанника военной академии это было нормальное, вполне обыденное поведение. Он просто тренировался убивать.

Марат, в течение нескольких минут с опаской посматривающий на Ена, наконец собрался с духом и спросил:

Гроза на Агарде началась как всегда сразу и неожиданно. Внешне от её приходи ничего особенно не изменилось, но в какой-то момент идти стало почти невозможно. Мощные порывы ветра угрожали сбить двоих путников с ног, скорость передвижения упала почти вдвое и появилась угроза заблудиться.

Ломаные столбы молний змеились к земле от почти черных, бурлящих облаков, озаряемых их всполохами, и с каждой минутой, приближаясь, вспышки становились всё чаще. Ен нисколько не страшился разбушевавшейся природы Агарда- «Ирбис» легко мог выдержать удар молнии, что Ену уже не единожды пришлось испытать на себе, но вот для привыкшего к покою купола офицера правительственной роты такой разгул стихии был в новинку. Стражник Ена мужественно шагал за своим пленником минут десять, а затем вышел на связь и, указывая на невысокую, но довольно крутую гору с плоской вершиной чуть в стороне от их маршрута, приказал:

— Двигай туда.

Ен послушно потопал в указанном направлении, наклоняясь всем корпусом вперед. Буря не продлится долго, но ходьба в таких условиях была настоящей пыткой, поэтому небольшой привал был благом даже для привычного ко всему Ена.

Они быстро добрались до горы и зашагали вдоль её склона, ища какое-нибудь укрытие. Обнаружить его не составило труда. Прямо у подножия крутого склона они заметили неглубокую, метра два, каверну высотой с человеческий рост. Не сговариваясь, дошли до неё, забрались внутрь и уселись у стен друг напротив друга, подтянув к себе ноги. Ширина этого углубления была не слишком большой, поэтому винтовка стражника, всегда направленная на Ена, почти упиралась дулом в его грудь.

Через пару часов пути на горизонте появилось пятно «Грайдера». Спутники Ена уже должны были засечь приближающегося к ним человека, но вряд ли они догадывались, что он был не один.

— Син, установи канал связи, — приказал Ен.

"Ирбис" послал запрос на подключение к танку, и в тут же шлем ворвался взволнованный голос Ильи, который быстро выпалил:

— Привет, Ен. Как у тебя все прошло?

В этот момент Клим наконец снял капюшон, освободив антенны передатчика и обозначил свое желание поучаствовать в их беседе.