Я отталкиваюсь от земли, а парю над лугами, я не чувствую своего тела, потом я набираю скорость и взлетаю ещё выше, передо мной дивные поля с цветами, вдали горы, снеговые вершины, я спускаюсь ниже и вижу под собой реку. Меня обдувает тёплый ветер с ароматом цветов, только бы не упасть, нужно долететь до дальнего леса и там развернуться. Пора домой, меня ждут, я вижу как мой муж Никита, сын Иван и моя мама собирают на стол, готовится праздничный ужин. Солнце медленно садится, а на горизонте оно становится почти красным шаром, значит, завтра будет ветренно, я замедляю скорость, снижаюсь… и просыпаюсь.

Давненько я уже не летаю во сне, но, каждый раз испытав это состояние, я просыпалась наполненная счастьем! Не всегда у меня выходило так нежно планировать, бывало, что падала под откос, в пропасть, цеплялась за камни и душа замирала от страха, тогда просыпаешься в мокром поту и судорожно пытаешься объяснить сон. К чему бы это? Но однажды со мной произошло совсем другое.

Существует мнение, что наш сон есть мимолётное прикосновение к выходу души из тела, некая «малая смерть». Ведь во сне мы не чувствуем своей плоти и наше сознание отключено. Кстати, сильные депрессии и шизофрению лечат не только гипнозом, но и погружением в глубокий сон. Клиническую смерть, которую я пережила в 20 лет, невозможно сравнить ни с чем. Сразу осмыслить происходящее нельзя, состояние в котором пребывает душа и тело не похоже ни на счастливый сон, ни на страшный. Прошло почти сорок лет, а воспоминания у меня чёткие, будто случилось это вчера. Выход моей души из телесной оболочки я ощутила довольно быстро, я смотрела на себя сверху, моё тело лежало на операционном столе, а сама я плавала под потолком. Каждая деталь, движения врачей, их голоса, разговоры имели особенную чёткость, похожую на наводку фокуса в фотоаппарате. Мне казалось странным, что они не видят меня, а копаются в моём животе, я даже хотела как‑то обратить на себя внимание. Спустилась к ним поближе, услышала их панические разговоры, всё их внимание было обращено к моему телу. «Ау! Я здесь!» — прокричала я, но никто меня не услышал. Я рассердилась и вдруг почувствовала, как моя бестелесность наполняется неведомой силой и влетает в ярко освещённый коридор, а я или не я, но, видимо, моя душа превратилась в гладкий, полированный металлический шар, размером с теннисный мячик, который мчался с невиданной скоростью по туннелю и мне хотелось зажмурить глаза от слепящего бело–яркого света, совершенно не понятно, откуда исходящего. Сила, толкавшая меня вперёд была сверхъестественной. От белого сияния не было спасения (глаза зажмурить не удавалось!), вокруг меня стали возникать знакомые, как бы стёртые полу лица, голоса зазывали вперёд. Потом развилка, я забираю вправо, свет постепенно съёживается, проступают тени, словно повеяло подвальной сыростью, моё движение замедляется, и впереди, в конце туннеля я вижу поворот, а за ним темень, и неведомый голос говорит мне: «Не иди дальше, иначе ты не сможешь вернуться, подумай, у тебя есть выбор ещё несколько мгновений и назад дороги не будет…» Я — шар, зависаю в воздухе, моя душа наполняется сомнением, кажется, что ты не подвластен себе, сколько минут длиться это борьба, трудно сказать, всё исчисляется светосекундами, но вдруг, совершенно непонятно почему, я начинаю внушать себе «вернись, не ходи дальше, там впереди смерть, вечность..» и как ядро из пушки я вылетаю назад.

Меня бьют по щекам, я окружена медсёстрами, они в панике что‑то говорят, в их руках шприцы, кислородные подушки, а ноги и руки мои привязаны к кровати. До сих пор не понимаю почему? Это уже не сон, не смерть, не другой мир, а первый Медицинский институт. Ура! Путешествие за кромку жизни закончилось благополучно.

Далеко не сразу я поняла, что со мной произошло. Прошло с тех пор много лет и первый человек, который услышал мою историю и объяснил мне, где я побывала, был мой муж Никита. До этого я не рассказывала никому об этом. Во–первых мне было трудно выразить словами случившееся со мной, я долгое время жила под шоком, а потом боялась, что не поверят. После клинической смерти я стала видеть сны каждую ночь. Одно время даже записывала. Странно, но с возрастом интересных снов стало меньше, зато всё чаще мысленно возвращаюсь к прошлому, семье, друзьям, многих уж нет в живых, вспоминаю пейзажи, особенно новгородские, которые меня напитали покоем и красотой… и ещё многое другое, что подвластно только нашей памяти и времени. После пережитой клинической смерти у меня появилось как бы подтверждение, что помимо нашей физической оболочки есть и бестелесная душа. Я поняла, что человеку необходимо совершенствовать свою душу и ухаживать за ней как за садом. Какими прекрасными цветами и деревьями мы засадим свою душу — сад, так и будем жить, только от нас зависит станет ли он Раем или адом, будем ли мы верить в Бога или в тёмные силы зла….

Состояние ожидания праздника, трепет душевный, радостный холодок от приближающихся дней, наполненных гостями, вкусностями, подарками и ещё кучей всяческих таинственных сюрпризов, начинался уже в начале декабря.

А фольгу от шоколадных конфет мы распрямляли с помощью столовой ложки и вкладывали в страницы книг, до начала Поста. Она предназначалась для мандаринов и грецких орехов, которые мы заворачивали в неё, продевали иголкой нитку и потом развешивали на ёлке. Мандариновый запах приближался с каждым днём, а ещё запах яблок, которые отец покупал в деревянных ящиках, где, золотые и ароматные, они лежали в тонкой кружевной стружке, и напоминали припомаженных девушек в кружевных воротничках. На ящиках были наклейки «Солнце», «Золотой ранет», «Шестой номер». Яблоки были разного сорта, размера и цвета. Отец приносил эти ящики задолго до Рождества и мама держала их на полках между дверьми, где было достаточно прохладно, там же наверху, почти под потолком, стояли банки с вареньем, но это те, которые мама и няня берегли для праздника. Однажды Петя не удержался, и, когда никого не было дома, подставил табуретку и потянулся к одной из банок. Трудно было удержаться перед соблазном, клубничное и айвовое варенье зачаровывали не только его, но и моё воображение, которое рисовало хрустальные розе–точки, наполненные этими лакомствами. Петя потянулся, но сумел ухватиться только за тонкую верёвочку, которой было обвязано широкое горлышко банки.., и она всей своей трёхлитровой тяжестью рухнула на него. Наверное, он страшно ревел, потому что в дверь стала стучать и звонить соседка по площадке, которая случайно оказалась дома. Петя открыл ей дверь и та увидела зарёванную физиономию с огромной синей шишкой на лбу. Удивительно, но банка с вареньем не разбилась! Родители Петю не ругали, а наоборот, смеялись, отчего ему стало ещё стыднее за его тайные покушения на рождественские запасы, да ещё во время Поста.

Вместе с мамой и няней мы задолго до праздника начинали лепить пельмени, начинка была разная, обычно из трёх сортов мяса (свинина, говядина, баранина), считалось, что от этого они сочнее. Уже в начале декабря стояли морозы, а потому, пересыпав пельмени мукой, мы выкладывали их рядами в картонные коробки и выставляли на балкон. Мама, которая выросла на Камчатке, замечательно умела мариновать горбушу, пересыпала большие свежие ломти рыбы укропом и крупной солью, окутывала в льняное полотенце и тоже выносила на холод. Обязательным угощением были у нас в доме и пироги с визигой. Не знаю, есть ли она сейчас, но тогда ни один рождественский стол не обходился без этих пирогов. К ним, конечно, добавлялся и жареный гусь, начинённый капустой и яблоками, или большой свиной окорок с брусничным вареньем. Иногда в духовке томился фазан, а к нему тушилась свёкла с брусникой или клюквой. Всё это готовилось из расчёта не только на семейный рождественский кружок, а и на все последующие дни, когда приходили друзья с детьми и обязательно уносили с собой не только подарки, но и кусочки наших пирогов с визигой и яблоками. Я не помню, чтобы в Рождество за столом, взрослые много выпивали, веселье было не от похмелья, а от радости что все мы вместе, за нашим семейным столом, в такую дивную волшебную Рождественску ночь. Да, конечно, была и водочка в графинах, и белое и красное вино, (шампанское у нас пили на Новый год), наливки, портвейны и сладкие морсы для детей. Нам с Петей разрешали сидеть со всеми, пока мы не засыпали в ожидании Деда Мороза с подарками, хотелось подсмотреть — настоящий ли он или, как мы подозревали, переодетый папа.

На первый день Рождества всегда приходило много гостей, дети одевались в костюмы, нянечка помогала им гримироваться, заплетала косы, приделывала какие‑то немыслимые лисьи и волчьи хвосты и уши, бороды из ваты, кокошники из цветной бумаги и блёсток, — и начиналось представление!

Надо сказать, что наша няня была большой мастерицей. Она замечательно шила и вышивала, а ещё делала искусственные цветы из гофрированной бумаги. Причём, все цветы были разные: розы, анютины глазки, маки, колокольчики, ромашки… из них она плела очень красивые венки для украшения наших танцевальных номеров.