Когда же это кончится? Прах и пепел, жухлая трава среди лета, черные оплавленные борозды от боевых заклинаний, тяжкая поступь усталого коня и еле заметные дымки, еще курящиеся над свежими курганами…

…Если бы не война, Зореслава стала бы одной из лучших. Она была против этой войны, как и войны вообще, — но что значит в подобных делах сугубо личное мнение одной женщины?! И раз уж так повернулась судьба этого мира, она не могла оставаться в стороне, когда и ее муж, и ее брат ежедневно рисковали жизнью (рубясь на мечах, пока клинки не начинали дымиться от черной ядовитой крови рассекаемых тварей и принятой на себя силы боевых пульсаров). Ее не остановило даже то, что она лишь недавно стала матерью. В каком-то смысле, невесело отшучивалась Зореслава в ответ на предостережения брата, она защищает свое потомство.

Она умела заговаривать раны, глубокие и рваные, очищать заклинаниями кровь, отравленную ядовитой слюной химеры, и потому врачевала воинов, вынесенных из боя верными конями или надежными товарищами. Но ей было тесно в знахарской палатке, она жаждала активного участия в битве. Видя в темноте лучше большинства других людей, она несколько раз участвовала в ночных вылазках, приводивших врага в смятение. И, наверное, кто-то из уцелевших противников такой ее и запомнил: златовласой воительницей на злом вороном жеребце, воздевшей десницу с черным от крови мечом. Может статься, когда все это позабудется, когда подрастет поколение людей, для которых Предпоследняя война — всего лишь слова в трактате историка, какой-нибудь великий скульптор, повинуясь вдохновению и в назидание потомкам, изваяет статую отважной всадницы из мрамора или бронзы, украсив ею площадь перед ратушей.

Но брат помнил ее (и собирался помнить впредь) совершенно другой. Маленькой девочкой, которая вопреки запретам родителей с восторгом носилась по зарослям лопухов в компании селянской ребятни или стремительно съезжала по ледяной горке. Подростком, когда она обычному женскому рукоделию предпочитала упражнения с мечом на задворках замка (или же, если приходило ей такое настроение, часами просиживала на чердаке в компании с гримуарами и фолиантами из обширной материнской библиотеки). Взрослой девушкой, на которую засматривались гости, бывавшие в замке: с правильными чертами лица, с точеной фигуркой, с золотистыми волосами, которые сестра завела привычку коротко стричь, чтобы не мешали. Только что посвященный тогда в рыцари, он незаметно усмехался в усы, слушая обеты очередного претендента на ее руку и вспоминая, как эта внимающая им с торжественным видом молодая дама только что в шуточной потасовке вышибла его из седла за пять минут. В случае чего ему, вероятно, не потребовалось бы изображать оскорбленного брата.

На свете есть немало эльфиек, которые вышли замуж за людей (вероятно, они нашли в человеческих мужчинах нечто такое, чего нет в эльфах). Но Зореслава была едва ли не единственной человеческой женщиной, ставшей женой эльфа.

Соловый жеребец тряхнул светлой расчесанной гривой и оглянулся на всадницу, словно спрашивая: «Что, уже все, нагулялись?» Сидевшая на нем невысокая девушка с серебристыми волосами закончила озирать окрестности и ободряюще похлопала коня по шее.

— Ну да, — сказала она, — что-то нет настроения кататься. Поехали домой.

Соловый пошевелил ушами и послушно повернул в сторону видневшегося вдали небольшого, словно игрушечного замка.

— Давай-ка пробежимся напоследок, — вновь обратилась девушка к коню.

И они понеслись галопом через заросший лютиками суходол, до полусмерти напугав таившихся в траве перепелок.