Наконец все зашли в вагон. На нём было написано «Детский», чтобы никто не ошибался. И когда все зашли, то сразу высунулись в окна и стали махать руками. Бабушки и родители тоже замахали, замахали, но поезд почему-то не трогался. Тогда одна девочка потихоньку заплакала. Глядя на неё, заплакала вторая. Ну, а кто не хотел реветь и расстраиваться, тот, конечно, смеялся на прощание. И все наперебой кричали последние прощальные слова, особенно бабушки. Получалось как будто:

— Приеду в коробке!.. Кушай речку!.. Слушайся трусы!..

Это в общем так получалось, если всё подряд.

Но вот взрослые побежали, побежали, всё быстрей, быстрей… Они бежали бы и дальше, только им не хватило перрона. И тут ребята поняли, что всё — уехали, едут в пионерский лагерь окончательно. В вагоне сделалось тихо. Правда, не совсем, потому что разговаривали колёса, кто-то напевал вполголоса, а воспитатели и вожатые проверяли по спискам, кому удалось опоздать к поезду.

И вдруг один как закричит:

Поезд всё шёл и шёл, вернее, катился по рельсам, и Ленинград был уже где-то очень далеко. Зато начинались всякие события в вагоне и в природе за окошком. Там лежали на берегу озера тысячи загорающих людей. Велосипедист ехал по тропинке один-одинёшенек, причём неизвестно куда и зачем. Ещё пролетали мимо зелёные пейзажи. Ветер тормошил волосы. В общем, красота и приволье на всём пути…

Между прочим, в пионерский лагерь ехали разные ребята. Одни были поменьше, другие, наоборот, перешли в седьмой или даже восьмой класс. Эти взрослые пели песни и шумели отдельно. А малыши пока не знали друг друга и потому вели себя тихо, задумчиво. Но вскоре всё переменилось. Ведь уже начинались приключения — разве усидишь?..

Ну, сперва у одного мальчика на голове была панама, порядок. А потом он высунулся в окно, и панама улетела. Все, конечно, засмеялись такому фокусу, а парень, конечно, заревел, как ужаленный. На суматоху прибежала Галя. Она узнала, что приключилось, и сердито сказала:

— Стыдно радоваться чужой беде! Ой как стыдно!

Кому сделалось стыдно, тот сразу кончил смеяться. И даже нашёлся один — небольшого роста, кругленький, по фамилии Смирнов, но бойкий. Он встал перед тем, который ревёт без панамы, и говорит: