Можно ли купить собственное прошлое, эмоции первой любви, отцовскую радость? Возможно ли заниматься продажей душевных волнений?
Тридцатитрехлетняя Мария Корелли продает чувства и строит на этом свой бизнес. Покупатели необычного товара — успешные люди, вызывающие у других зависть и желание подражать. Среди них — серьезный политик, крупный предприниматель, преуспевающий нефтяник. Друг от друга их отличает многое: возраст, образ жизни, профессия, род занятий. Объединяет одно — у всех пробита дыра в поле тех чувств, какими живет человек. И чтобы заштопать эту дыру, они готовы пойти на любую сделку, пусть даже самую невероятную…
Пролог
1987 год
Высокий старик в островерхом черном клобуке и темной рясе, перехваченной пеньковой веревкой, склонился над девушкой в майке и шортах, лежащей без сознания на низком топчане. По юным щекам скользнула седая борода, спускавшаяся до веревочного узла на впалом старческом животе. Не разгибая спины, черный человек очертил собой, будто циркулем, деревянную койку, вернулся к изголовью, вперился неподвижным взглядом в загорелое лицо, застыл в неудобной позе, точно разбитый радикулитом. Затем неожиданно легко, по-юношески, выпрямился и, не спуская с девушки темных пронзительных глаз, принялся бубнить под нос странные, непонятные слова, заунывно растягивая гласные и с наслаждением выделяя согласные, словно гордился редкими шипящими и свистящими в той тарабарщине, которую нес. Его натруженные, с набухшими венами руки плавно описывали над светловолосой головой круги, то соединяясь, то разлетаясь подобно паре встревоженных ворон. Наконец старик закончил свою абракадабру и прошел в дальний угол пещеры, служившей, видимо, домом. Там, в очаге, сложенном из камней, булькало в медном котелке густое варево, распространяя вокруг терпкий мускусный запах. Привычно ухватив рукавом рясы раскаленную дужку, человек пошагал обратно. Водрузил посудину на грубо сколоченный из обструганных досок стол, задумчиво уставился на горку лучин в правом верхнем углу. Выбрал одну, самую длинную, и, не выпуская из цепких пальцев, обмакнул трижды в коричневый отвар, выплюнув при этом пару непостижимых фраз. Затем, держа перед собой лучину, как горящую свечку, развернулся к топчану, обошел три раза лежак, чертя лучиной в воздухе таинственные знаки, бормоча при этом необъяснимую заумь. Потом замер в изголовье и четко произнес единственную вразумительную фразу: «Да будет так!»
Глава 1
Август, 2001 год
По трапу Боинга 747–400, выполнявшего рейс «Рим-Москва» и застывшего на посадочной полосе московского аэропорта «Шереметьево-2», чинно двигалась вниз разноязыкая людская вереница. Среди других, шагавших к чемоданам, передышке и делам, заметно выделялась одна, лет тридцати. Она не спускалась — одаривала собой ребристые ступени, и те восхищенно цокали в такт черным шпилькам от Вивьера. Красавицей такую назвать нельзя, но не заметить невозможно. В ней словно спутались время и кровь, отразившие не одно столетие. К тому же Природа явно увлеклась, когда лепила свое чадо, и в азарте позабыла о мере: здесь всего казалось чересчур. Черные глаза с когда-то модной поволокой представлялись сегодня слишком большими, а веки — тяжелыми, родинка на правой щеке смахивала на старинную бальную мушку, искусственным выглядел точеный нос, и лишь едва заметная горбинка на нем убеждала, что он натуральный, чужеродными смотрелись веснушки, вызывающими — излишне пухлые губы, надменной — ямка на упрямом подбородке, и уж совсем сбивала с толку поразительно светлая пышная грива, разметавшаяся по плечам и плюющая на причудливое сочетание со смуглой от рождения кожей. Взгляд свысока отбивал у любого всякую охоту к знакомству. По правде сказать, к таким и подходят редко: уж очень велика опасность не отойти потом никогда, а любителей добровольно набрасывать петлю на шею собственной свободе, как известно, крайне мало. Блондинка коснулась рукой черного жемчуга не загорелой шее, небрежно перекинула через правое плечо сумочку из замши и ступила на землю, закатанную в бетон.
Мария Корелли после восьмилетней разлуки встречалась с родиной и не испытывала ни радости, ни грусти — ничего, кроме любопытства к собственному будущему, темному, как летняя римская ночь.
У пограничного контроля терпеливо сопела очередь, молодая женщина, обреченно вздохнув, стала в хвост. Не прошло и минуты, как за спиной пророкотал радостный басок.