— Слышь, Кривой, признайся, сколько на своем веку коней увел?

— Я? Что ты?

— Ну, ну, брось прикидываться: мы всё знаем. Говорят, ты колдун в коневых делах.

— Колдун не колдун, а коней со сто, а то и боле увел.

— И всё сам?

Под вечер Кривого обжигает шопот соседей о чудесной арестантской молитве. Шепчутся о- ней коренастый парень, по прозвищу Обрубок, и длинный, убивший жену, мужик, которого в камере зовут Узколобом. От их шопота Кривого обмахивает запахом дома, свежеиспеченного хлеба, и он оживляется.

— А кто такую молитву знает? Рябой Кузька? Мм, чудно-о!

Кривой сдвигает брови: нет, не может Кузька знать дельной, помогающей арестанту, молитвы. Куда ему?

Он до пены на губах ненавидит конокрадов, всех задирает, у новичков отбирает последнюю копейку.

— Что-то мине не это. Вы вправду?