Утро понедельника. Все мои благие намерения сварить настоящую, простую кашу и насладиться завтраком в тишине и покое испаряются в тот момент, когда я просыпаюсь и вижу, что часы показывают двадцать минут одиннадцатого. Я выскакиваю из кровати и ударяюсь ногой о шкаф. Ковыляя, дохожу до кухни и обнаруживаю, что сейчас только четыре часа утра. Должно быть, Чарли поиграл с моим будильником. Уже не в первый раз. Спотыкаясь, иду обратно в спальню, ложусь в кровать и ставлю правильное время, чтобы избежать сердечного приступа, когда буду смотреть на циферблат в следующий раз.

Когда я просыпаюсь снова, стрелки показывают четверть восьмого, но я чувствую, что мне нужно еще часиков восемь, чтобы выспаться, и нога болит ужасно. Еще полчаса слушаю, как Чарли бубнит из-под своего пухового одеяла о том, что нарушены его человеческие права и что ему должно быть разрешено еще поспать. Наконец мне удается стащить его из спальни вниз; он все еще в пижаме, мне приходится пообещать ему полчаса мультиков в награду за съеденный завтрак. Он соглашается, устраивается на диване и тут же отказывается есть.

— Дорогой мой, перестань глупить, ты же знаешь: завтрак съесть нужно. Каша очень полезна. Тебе идти в школу, завтрак должен быть сытным.

— Завтрак сытный, если он с ветчиной или сосисками. Почему мы никогда не едим сосиски на завтрак? Джеймс всегда ест.

— Я уверена, что иногда Джеймс ест на завтрак только кашу.

Просыпаюсь рано и начинаю планировать день отдыха и «ничегонеделания». Но вдруг резко вспоминаю, что сегодня моя очередь ехать с классом в бассейн. Чарли просыпается тоже не очень-то счастливым. Он заставляет меня пообещать, что я не надену свою купальную шапочку, а затем начинает очередную кампанию в пользу совершенно новой марки хлопьев для завтрака, которые окрашивает молоко в необычный цвет. В поисках сочувствия я звоню Лейле, но она и слушать не хочет, она с удовольствием пошла бы в бассейн, потому что это намного лучше того, что предстоит ей самой: нужно открыть крупный счет, а клиент известен как нервный и требовательный тип.

Лейла — крестная Чарли, мы дружим с ней уже много лет — с тех пор, когда мы вместе работали в крупном рекламном агентстве, которое, к счастью, перестало функционировать, потому что было совершенно идиотским. Она очень серьезно относится к своим обязанностям крестной мамы и была страшно возмущена, когда я отказалась от обычной процедуры крещения. Она хотела публично «отречься от дьявола»; скорее всего, она видела это в кино, и даже уже купила новую шляпу. Она пришла в больницу, когда родился Чарли, с замечательной ложкой от «Тиффани»

[7]

с выгравированной надписью «Для Чарли». Видимо, в магазине выразили обеспокоенность, и ей пришлось объяснить, что ложка предназначалась для двухдневного младенца, а не для запрещенного вещества. Лейла работает главным менеджером огромного рекламного агентства, получает кучу денег и прекрасно умеет их тратить. Но ей приходится очень много вкалывать, она все время грозится бросить все, свалить и начать новую жизнь. Ее последняя идея — взять в аренду надел земли на отдаленном шотландском острове. План — купить несколько овец, прялку и вязать замечательные свитера. Она уже начала вязать шарф, но он почему-то все отчетливее приобретает треугольную форму.

Я желаю ей успеха в предстоящем деле, а она говорит, что если в бассейне станет совсем плохо, то мне можно будет пойти в сауну, или на массаж, или еще куда-нибудь. Я думаю, что она плохо представляет себе разнообразие услуг, предоставляемых местным бассейном. Скорее всего, она ориентируется на свой спортивный зал, в котором чего только нет: и ресторан, и фруктовый бар, и удобные кожаные кресла в приемной. В приемной нашего бассейна — потресканный линолеум и одна металлическая скамейка.

Чарли отказывается надевать школьную форму и хочет идти в школу в пижаме, но мне вовремя приходит блестящая идея: я предлагаю ему взять на обед суп во фляжке. Он очень увлечен этой неожиданной новостью, перебирает неимоверное количество вариантов супов, выбирая, какой взять с собой. Мы добираемся до школы, я возвращаюсь домой в рекордно короткое время. Начинаю копать клумбу, из которой планирую сделать маленький огородик, где Чарли сможет выращивать морковку. Через пять минут я понимаю, что земля еще промерзшая, поэтому я оставляю лопату, вожусь некоторое время с травами и болтаю с Баз и Вуди. Они такие милые, что мне очень хочется выпустить их побегать на воле, но я понимаю, что это будет большой ошибкой: в выходные у меня ушел почти час, чтобы загнать их обратно в клетку, и теперь мне не хочется рисковать пропустить плавание из-за того, что я гонялась по саду за кроликами.

Я появляюсь в школе, готовая ехать на занятия по плаванию, а там еще не закончился обед. Работница столовой собирается уходить, и я говорю ей, что еду сегодня с детьми в бассейн. Она отвечает мне, что они скоро закончат, но мне все это не очень нравится. Я предусмотрительно надела купальник под джинсы, чтобы сэкономить время и избежать неловкости в раздевалке: я четко представляла себе, как четырнадцать маленьких девочек удивленно и пристально рассматривают мою огромную попу. Из-за купальника я не могу стоять прямо, потому что лямки впиваются и нарушают кровообращение в руках. Мне приходится ходить, слегка согнувшись, Чарли думает, что я это делаю специально, чтобы насмешить его одноклассников. Миссис Оливер опять болеет, так что с нами едет мисс Пайк. Она выглядит довольной. Мы рассаживаемся в автобусе после небольшой задержки, потому что сегодняшний водитель, которому лет под девяносто, не может сразу вспомнить, как открыть двери. Мне остается только надеяться, что он еще помнит, как доехать до бассейна. Мисс Пайк садится рядом со мной, в руках у нее пластиковый пакет. Он выглядит как-то угрожающе. В подтверждение моих страхов мисс Пайк говорит, что обычно по дороге кого-нибудь тошнит, так что лучше подготовиться заранее. Замечательно.