Эта история про синий цвет. Она может виться и вилять, прятаться и врать, уводить вас по тропам любви, истории и вдохновенья, но она всегда будет про синее.

Откуда вам знать, когда вы думаете

синий

 — когда говорите

синий

, — что говорите вы про тот же синий, что и все прочие?

Синего никак не уловишь.

Синие — небо, море, глаз бога, хвост дьявола, рожденье, удушенье, плащ девы, мартышкина жопка. Синие бабочка, птичка, соленая шутка, самая грустная песня, самый яркий день.

Синее — коварное, скользкое, вползает в комнату бочком, это верткий ловкач.

Овер, Франция, июль 1890 г.

В тот день, когда Винсента Ван Гога должны были убить, на булыжной мостовой у той харчевни, где он только что пообедал, художник встретил цыганку.

— Ну и шляпа, — сказала та.

Винсент приостановился и скинул с плеча мольберт. Желтую соломенную шляпу сдвинул на затылок. Та и впрямь была велика.

— Да, мадам, — ответил он. — Прикрывает мне глаза от солнца, когда работаю.

Плащ у Девы Марии — синий. Священно-синий. Так было не всегда, но в начале тринадцатого века Церковь постановила, что на картинах, фресках, мозаиках, витражах, иконах и запрестольных образах плащ Марии должен быть синего цвета. И не просто абы какого синего, а ультрамаринового, редчайшего и самого дорогого цвета в палитре средневекового художника. Минерал, из которого его добывали, был дороже золота. Странное дело, но за те тысячу сто лет, пока не сформировался культ Девы, в церковной литургии синий цвет вообще не упоминается — ни разу, словно таких упоминаний намеренно избегали. До тринадцатого века плащ Девы изображался красным — цвета священной крови.

Для средневековых торговцев красками и красильщиков красный был в порядке вещей со времен Римской империи, а вот природными источниками синего они не располагали. Однако пришлось как-то удовлетворять спрос — он диктовался связью этого цвета с Девой. Они пытались подкупать стеклоделов крупных соборов, чтобы те у себя на витражах синим изображали дьявола в расчете на то, что склад ума верующих изменится, однако Дева и Святая Синева возобладали.

Сам культ Девы, вероятно, возник из стараний Церкви привлечь к себе немногих оставшихся язычников в Европе: некоторые поклонялись римской богине Венере и ее греческому аналогу Афродите, некоторые — скандинавской Фрее. Предки не ассоциировали синий цвет со своими богинями. Для них синий и настоящим цветом-то не был — оттенок ночи, производное черноты.

В Древнем мире синий цвет был порождением тьмы.

Париж, июль 1890 г.

Люсьен Лессар помогал в семейной булочной на Монмартре, когда пришло известие о смерти Винсента. К ним зашла продавщица, работавшая рядом с галереей Тео Ван Гога «Буссо и Валадон», взять хлеба себе на обед, и обронила новость так небрежно, точно говорила о погоде.

— Застрелился. Прямо на пшеничном поле, — сказала девушка. — О, и еще вон тот пирожок с ягнятиной, будьте добры.

Она очень удивилась, когда Люсьен ахнул и схватился за прилавок, чтобы не упасть.

— Простите, месье Лессар, — сказала девушка. — Я не знала, что вы были знакомы.

1873

Люсьену Лессару было десять лет, когда его впервые заворожила святая синева. Очарование вообще-то было невелико, но ведь и буря, сметающая империю, должна начаться с единственной капли дождя. А потом кто-то вспомнит лишь влагу на щеке и собственную мысль: «Птичка, что ли?»

— Птичка, что ли? — спросил у отца Люсьен.

Pére Лессар стоял за раскаточным столом у себя в пекарне и рисовал на муке узоры кистью для выпечки. Все руки у него были белыми, точно огромные заснеженные окорока.

— Это парусник, — ответил он.

— Merde! — сказал Люсьен.

При создании любого произведения искусства наступает такой миг, когда художника — сколько бы подготовки и опыта он в эту работу ни вкладывал — одолевает смесь воодушевления и ужаса. Это миг «Ох, ёпть, и во что я только ввязался!» — безудержная паника, что сродни паденью с большой высоты. Миг Люсьенова «merde» настал, когда Жюльетт выронила простыню, которой прикрывалась, и спросила:

— Как ты меня хочешь?

И хотя весь опыт его предыдущей жизни складывался как-то так, чтобы приблизить этот момент — вот этот самый миг, — и Люсьен был для него совершенно избран и к нему уникально подготовлен, ничего другого сказать он не смог.

Ну, то есть

что

-нибудь придумать-то можно: «На диване, у стены, на полу, согнувшись, обернувшись, вверх тормашками, кверху дном, побыстрей, помедленней, понежней, погрубей, поглубже, пожестче, погромче, потише, сбивая ногами торшеры, дико, пока Париж горит, снова и снова, пока из тел наших не вышибет весь дух, — вот как я тебя хочу».

Цвет вещества образуется поглощением света, который на него попадает, и резонансными частотами материала. Иными словами, когда молекулы материала резонируют с определенной частотой света, лучи света поглощаются. А если не резонируют, лучи эти либо отражаются, либо проходят сквозь. В глаз попадают только отраженные лучи — они и определяют цвет. Натуральные пигменты вроде ляпис-лазури, из которой делается Священная Синь, показывают свой цвет поглощением света. Это поглощение буквально преобразует орбиты электронов в атомах пигмента. Короче говоря, цвет на самом деле не существует — физически, как мы его воспринимаем, — пока на него не падают световые волны. От света он возникает, физически меняет поверхность.

Теоретически, если бы сквозь вещество проходил весь свет, такой предмет был бы невидим для глаза.

Странная штука, однако у позвоночных Земли истинно синего пигмента не существует. Рыбья чешуя, крылья бабочек, павлиньи перья, которые, на наш взгляд, — синие, на самом деле обладают так называемым структурным цветом: их поверхности состоят из микроструктур, которые рассеивают очень короткие волны синего света. Это называется рефракцией, и поэтому-то небо нам кажется синим, хотя никакой синей краски в нем нет.

Однако имеются неподтвержденные сообщения о том, что в бассейне Амазонки живет синяя древесная лягушка. Разные западные биологи наблюдали ее в трех случаях, однако при попытках поймать или сфотографировать ее, она как бы исчезала на глазах исследователей.

В местных легендах рассказывается о шамане, который нашел такую мертвую синюю лягушку и сделал из шкурки яд для своих стрел. Когда он подстрелил отравленной стрелой обезьянку, та исчезла — по крайней мере, он так утверждал. Но один мальчик из деревни того шамана вспомнил, что месяцем раньше нашел на окраине мертвую обезьяну, подбитую в точности шаманской стрелой, хотя до этого шаман на охоту не ходил. Синий яд со стрелы как-то перенес животное сквозь время.

Париж, 1890 г.

Люсьен работал в пекарне один часов до восьми, а потом спустилась Режин. Он стоял за прилавком в булочной. Мамаши Лессар нигде не было, хотя обычно она хлопотала в лавке — подметала, суетилась, расставляла полки и лари задолго до рассвета.

— Где ты была? — спросил Люсьен. — И где маман? Я тут едва управляюсь — и покупателей обслужи, и чтоб хлеб не сгорел.

— Маман устала. Сегодня она работать не будет.

Люсьен протянул покупательнице boule — большую круглую буханку, особенность их пекарни, — взял монеты и поблагодарил женщину, а затем повернулся к сестре. Он не припоминал, чтобы мама пропускала день работы — разве когда ездила к своей маме или мстила отцу за какую-нибудь обиду, реальную либо мнимую.

Лондон, 1865 г.

Легкий туман омывал речной берег у моста Бэттерси. По Темзе огромными черными призраками ползли баржи — безмолвно, лишь «туп-туп» тягловых лошадей по бечевнику отзывался эхом от домов Челси.

Стоя на мосту Бэттерси, Красовщик напоминал призрак поленницы в ночи — обернутый в плащ, спускавшийся до самой земли, воротник поднят выше ушей и трется о широкие поля черной кожаной шляпы. Только глаза сверкали над толстым шерстяным шарфом.

— И какой псих станет писать по ночам, на улице и в холоде? — проворчал он. — На этом клятом острове всегда холодно и сыро. Ненавижу тут. — Пар валил у него изо рта через шарф и клубился из-под шляпы.

— Он псих настолько, насколько мы же и свели его с ума, — заметила рыжая и сама завернулась потуже в пальто. — И вот на этом же острове тебя провозгласили царем, поэтому не будь таким неблагодарным ушлепком.

Граф Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа ворвался в помещение, выхватил оружие и заорал:

— Мадам, я требую, чтобы вы немедленно отпустили этого человека во имя Франции, «Булочной Монмартра» и Жанны д’Арк!

Жюльетт быстро прикрылась халатом. Люсьен оторвался от холста и взял кисть «на грудь».

— Ну тю, Анри, — «Жанна д’Арк»?

— Так короля ж у нас больше нет.