Китайчик Гордон окончательно проснулся. Повторившийся скрежет разбудил и кота, Доктора Генри Мецгера, свернувшегося калачиком в ногах хозяина. Острые уши насторожились, как локаторы, улавливая источник звука. Генри Мецгер вылизывал лапы, затем вдруг насторожился, реагируя на звуковые колебания, недоступные человеческому уху.

— Ну, что? — прошептал Китайчик. — Кто-то к нам ломится?

Доктор Генри Мецгер продефилировал по распростертому телу хозяина в направлении подушки. Звуки перестали его интересовать, поскольку их издавали человеческие существа.

Черт, подумал Китайчик Гордон. Недоставало взломщиков… Выскользнув из постели, он бесшумно затаился на верхней лестничной площадке: еле слышно скрипела дверь на роликах между гаражом и мастерской, где было темно и виднелись лишь знакомые силуэты автомобилей.

Но постепенно щель в двери гаража расширилась, и в проеме показался мужской силуэт. Человек протиснулся внутрь, за ним проследовали еще двое. Китайчик Гордон удрученно наблюдал за ними, скрываясь в темени лестничной площадки. Их трое, а пистолет на дне ящика для инструментов, в задней комнате… Если тянуть время, они его найдут.

По тротуарам кампуса Лос-Анджелесского университета вечно сновала беспорядочная толпа. Джон Нокс Моррисон ненавидел эту толчею, несносные компании, шествовавшие парами или тройками, так что прохожие вынуждены были отступать в сторону, чтобы пропустить стаю бездельников. По дорожкам вдобавок сновали велосипедисты, так и норовя врезаться в каждый образовавшийся в толпе просвет — да еще под самыми непредсказуемыми углами и на огромной скорости. Видимо, в этом и заключалось само искусство вождения. Поэтому Джон Нокс Моррисон всегда норовил устроиться таким образом, чтобы его встречали в аэропорту и доставляли прямо к дверям нужного корпуса. Впрочем, в Лос-Анджелесе все это было сложно — слишком много народу, слишком много кампусов. В Вашингтоне быстро забываешь, что такое эти западные города в восемьдесят миль в длину и столько же в ширину.

По крайней мере, здесь он не заблудится. Если бы дело не шло к обеду, он бы побаловался орехами в тесте вон там, слева от постройки в романском стиле, в крохотной лавчонке, памятной еще с той далекой поры, когда сновавшие вокруг молодые люди были детьми. Какая-то юная барышня, одинокое, неуверенное в себе создание, робко заглянула ему в глаза. Чем мог привлечь ее стройный седовласый мужчина с размеренной походкой? Глупышка, должно быть, позавидовала его сединам; солидный возраст для нее означает, что он какая-нибудь важная птица — декан, вице-президент, который уже давно сдал экзамены и написал кучу заумных статей, то есть оставил позади кошмары, которые ей только предстоят.

Эти мысли развеселили Моррисона, и он бодрее зашагал вниз по простору Университетской авеню. Бедное дитя, как бы она разочаровалась, узнав, кто он такой на самом деле. Впрочем, здесь он главнее любого вице-президента или декана. Если девчушка изучает физику, химию или биологию, то пользуется оборудованием, которое заказал именно он. А если малышка — будущий гуманитарий, то занимается в здании, которое по его распоряжению было отдано представителям общественных наук в 1968 году.

Список его деяний был слишком длинным, чтобы все упомнить. Включал он и неприятные моменты — когда инвестиции могли оказаться неприбыльными или даже убыточными.

Джон Нокс Моррисон был одним из четырех ведущих представителей Национального научного фонда правительства США — самой щедрой и богатой организации, распределявшей государственные гранты. Его авторитет низводил ученые степени и почетные звания всех этих профессоров, деканов, ректоров до уровня каких-то туземных обычаев, ибо он был облечен властью величайшего фактора человеческой истории — властью денег.