Одному из моих друзей довелось прочитать курс лекций в богословском колледже в Кении. Во время одной из них речь зашла о движении под названием «Поиски исторического Иисуса», которое, как он рассказал, зародилось в своих ранних формах среди немецких ученых и мыслителей XVIII — ХIХ веков. Мой друг едва успел перейти к пояснению, что именно означали эти поиски, как вдруг его прервал один из студентов. «Учитель, — начал он («Как только он назвал меня учителем, я понял, что дело мое плохо», — рассказывал позже мой коллега) и затем продолжил: — Если немцы потеряли Иисуса, это их собственная беда. Мы его не теряли. Мы знаем и любим ero».

Изучение личности Иисуса неизменно вызывало и продолжает вызывать противоречия, в том числе и среди верных христиан. Некоторые из них задаются вопросом: есть ли в наши дни что–то, чего еще не было сказано об Иисусе, и не станут ли поиски новой попыткой опровергнуть традиционное учение Церкви или поставить под сомнение непогрешимость Писания? Мне хотелось бы, не откладывая дела в долгий ящик, пояснить, почему я считаю не только допустимым, но и крайне важным еще раз разобраться в вопросе о том, кто же такой был Иисус и, следовательно, кто он есть сейчас. При этом я никоим образом не желаю отрицать или умалять значение такого познания Иисуса, о котором говорил кенийский студент и которое на протяжении веков распространялось в Церкви, преодолевая социальные и культурные границы. Историческое исследование я рассматриваю как неотьемлемую часть познания в процессе исследования мы учимся еще лучше узнавать и любить того, за кем последовали. Даже в отношениях между людьми, стремящимися познавать и любить друг друга, возможно недопонимание, неверные представления и понятия, которые необходимо выявлять и исправлять. Насколько же большее значение это приобретает в отношениях с Иисусом?

По моему глубокому убеждению, историческое исследование личности Иисуса является необходимой и обязательной составляющей духовного роста каждого христианина, способной произвести обновление нашей духовной жизни и служения, и мне хотелось бы с самого начала пояснить и обосновать свою точку зрения. Однако подобное исследование неизменно сопряжено с серьезными трудностями и даже определенными опасностями, которые сопутствуют всему, что направлено на службу Царству Божьему. Потому мне следует кратко остановиться и на этих проблемах.

Сложности возникают уже при обращении к данной теме, и о них не стоит умалчивать. В окружении единомышленников удивительно легко скатиться к высокомерному самодовольству. В мире постоянно зарождаются новые, все более нелепые теории, касающиеся Иисуса. Практически каждый месяц то или иное издательство публикует бестселлер, где его называют очередным модным гуру, членом египетской масонской ложи или революционно настроенным хиппи. Практически каждый год тот или иной ученый или группа ученых выпускают новую книгу, снабженную весьма внушительными примечаниями, пытаясь убедить читателя, будто Иисус был крестьянином–киником, странствующим оратором или проповедником прогрессивных ценностей, появление которого вполне соответствовало духу времени. Когда я работал над окончательным вариантом этой главы, в одной из газет появилась статья о недавно разгоревшемся споре. Его инициаторами стали защитники прав животных, настаивающие на том, что Иисус был вегетарианцем.

разумеется, можно просто сказать, что все это пустая трата времени, что об Иисусе нам известно все необходимое и больше сказать уже нечего. Многие верующие, рассуждая подобным образом, успокаивают себя ощущением собственного превосходства: «В отличие от этих глупцов либералов, мы познали истины, и нам больше нечему учиться». К богословам же обращаются тогда, когда требуется очередное выступление в защиту «традиционной» христианской истины, надеясь, что после этого можно прекратить задаваться «неудобными» историческими вопросами и обратиться к чему–то более продуктивному.

Главная причина, по которой нам следует обратиться к изучению исторической личности Иисуса, состоит в том, что мы были сотворены для Бога и во славу Божью, чтобы поклоняться ему, неся в себе его образ. Это самое сокровенное желание нашего сердца, источник нашего истинного призвания. Вслед за Иоанном (Ин. 1, 18) христиане всегда утверждали, что никто не видел Бога, но что Иисус явил его людям. Мы откроем для себя живого и истинного Бога, только если осмелимся взглянуть на самого Иисуса. Вот почему современные споры о его личности имеют особое значение. Ведь, в конечном итоге, они ведутся о личности самого Бога.

Кроме того, к серьезному изучению исторических вопросов меня побуждает верность Писанию. Эти слова могут показаться иронией обеим сторонам старинного конфликта между либералами и консерваторами. За последние два столетия многие ученые, отказавшись от изучения Писания, создали образ Иисуса, не имеющий ничего общего с новозаветным. Однако в опровержение подобного подхода недостаточно еще раз заявить, что вера в библейские истины избавляет от необходимости вновь и вновь ставить вопросы, касающиеся личности Иисуса. О Библии можно сказать то же, что и о Боге: тот факт, что традиционное учение толкует каждый библейский отрывок, не освобождает нас от необходимости продолжать его изучение в свете имеющихся сведений о его историческом и литературном контексте с целью убедиться, что традиционное толкование оправданно. По–моему, свидетельством приверженности Писанию не может быть позиция, провозглашающая; мы верим Библии, так что нам больше нечему учиться». Напротив, следует сказать: «Мы верим Библии и потому стремимся открыть в ней для себя все, что нам мешают разглядеть наши традиции, в том числе «протестантские» и «евангелические», которые хоть и претендуют на звание библейских, зачастую таковыми не являются». Подобный процесс переосмысления, скорее всего, заставит нас задуматься о том, не следует ли трактовать «образно» то, что мы привыкли воспринимать «буквально» или наоборот. А если да, то что именно.

Перейдем теперь к третьей причине, состоящей в непременном стремлении каждого христианина к истине. Христиане не должны бояться истины. Конечно, то же самое заявляли и многие редукционисты, бесцеремонно низводя евангельское учение до нескольких пресных и избитых истин и оставляя в стороне порой резкие и бескомпромиссные слова Иисуса. Но я стремлюсь совсем не к этому. Моя цель — еще глубже постичь квинтэссенцию изучения, чтобы заново переосмыслить суть Евангелия, основанного на понимании личности Иисуса Христа, его смертью на кресте, воскресения и воплощения в рамках первоначального исторического контекста. День за днем на богослужении совершенно искренне повторяю слова великих символов христианской веры. Однако я замечаю, что после двадцати лет исторических изысканий вкладываю в них гораздо более глубокий смысл, недели в самом начале. Я не могу заставить своих читателей повторить мой путь, однако хочу пригласить всех взглянуть на Иисуса и Евангелия, на себя и, прежде всего, на Бога в новом, возможно даже пугающем свете.

Четвертая причина, получившая меня к изучению личности Христа, — христианское призвание к миссионерскому служению. Скорее всего, служение читателей этих строк проходит в мире, где личность Иисуса не перестает обсуждаться на протяжении многих лет. В Америке, например, попытки открыть исторического Иисуса неоднократно освещались в журнале «Тайм», на телевидении и в других средствах массовой информации, Люди, с которыми каждый день встречаются обычные христиане, которым они призваны благовествовать, много раз слышали или читали о том, что образ Иисуса, представленный в четырех Евангелиях, исторически недостоверен, а следовательно, христианство основано на заблуждении. Но от подобной точки зрения никак нельзя отмахнуться на том лишь основании, что она расходится с многовековым учением Церкви, и что поэтому нет нужды задаваться историческими вопросами. Такой ответ не удовлетворит серьезно думающего человека, с которым вы разговорились в поезде или который случайно забрел в воскресенье в церковь в поисках ответов на самые главные вопросы. Если своими корнями христианство не уходит в реальные события, произошедшие в Палестине в первом веке нашей эры, то нам с таким же успехом можно стать буддистами, марксистами и кем угодно еще. Если Иисус на самом деле никогда не существовал или если он отличен от Иисуса, описанного в Евангелиях, которому поклоняется Церковь, значит мы с вами живем в мире иллюзии. Скептикам же можно и должно давать достойный ответ, но не просто путем утверждения Церковных традиций — протестантских, католических, евангелических и других, Нам придется переосмыслить эти традиции, открывая для себя в них то, о чем раньше доке и не подозревали.

Одним из препятствий к лучшему пониманию собственных традиций является наше историческое и культурное окружение. Будучи историком, я специализируюсь на первом веке нашей эры, так что эпоха Реформации и XVIII век выходят за рамки моей компетенции. Однако то немногое, что мне известно о последних б00 лет европейской и американской истории, позволяет охарактеризовать вызов, брошенный деятелями эпохи Просвещения историческому христианству, как достойный внимания вопрос,

Почему же мы вправе считать, что об Иисусе до сих пор сказано еще не все) Мне часто задают этот вопрос как журналисты, так и христиане, чувствующие себя неуютно в университетских стенах. Правильный ответ является одновременно утвердительным и отрицательным. Простая погоня за новизной почти неминуемо окажется ложной. Так, если вы попытаетесь доказать, будто Иисус не проповедовал Царства Божьего, или назовете его философом ХХ века, опередившим свое время, ваши слова будут справедливо отвергнуты. Но что именно подразумевал Иисус под Царством Божьим Этот и тысячи других подобных вопросов гораздо сложнее, чем могут вначале показаться. А новые ответы на них следует искать в историческом окружении Иисуса и его современников, в иудаизме первого века нашей эры во всей его глубине, как бы ни были слабы наши попытки восстановить его в первозданном виде.

Конечно же, в нашем распоряжении имеется множество средств, облегчающих эту задачу. У нас есть свитки Мертвого моря, ставшие, наконец, доступными широкому читателю. Увидели свет прекрасные издания десятки редких иудейских документов, а также связанная с ними вспомогательная литература. Нельзя забывать и о разнообразных археологических находках, как бы сложна ни была их обработка. Разумеется, всегда существует опасность как чрезмерного упрощения, так и чрезмерного усложнения. Наши источники не позволяют нам полностью воспроизвести схему общественного устройства Галилеи и Иудеи времен Иисуса. Тем не менее, мы знаем достаточно, чтобы рассуждать об интересах, преследуемых фарисеями, а также об ожиданиях и надеждах, бережно сохраняемых в так называемой апокалиптической литературе. Многое известно нам и о римских интересах в Палестине, об устремлениях первосвященников, а также о династии Ирода, непрерывно боровшейся за свою неустойчивую власть, Иными словами, мы располагаем достаточными знаниями контекста, необходимого для понимания личности Иисуса.

Немало нам известно и о галилейском крестьянстве, хотя не так много, как полагают некоторые богословы, По мнению некоторых людей, крестьянство древнего Средиземноморья оказывало преобладающее воздействие на галилейское общество времен Иисуса, причем значение апокалиптической окраски иудейской культуры явно умаляется. Таким образом, слова Иисуса о наступлении Царства Божьего связываются не столько с характерными для иудеев надеждами и чаяниями, сколько с социальным протестом, возможным в любом обществе.' Мне бы хотелось подчеркнуть как несомненную ошибочность подобного предположения, так и то, что признать его ошибочным еще не значит пренебречь элементом общественного протеста, присутствующего в гораздо более разносторонней и обоснованной с богословской точки зрения проповеди Царства, справедливо приписываемой Иисусу. Кроме того, следует отметить, что одной из известных нам особенностей современного Иисусу крестьянства является его стойкая приверженность устной традиции, в том числе традиции спонтанного повествования. Правильное понимание этого поможет нам легко избежать крайнего редукционизма, характерного для участников так называемого «Семинара Иисуса» с его попытками опровергнуть подлинность многих рассказов об Иисусе на том основании, что люди запоминали лишь отдельные высказывания, а не законченные истории.' В общем, однако, я хотел сказать следующее: многие исторические моменты и события еще ждут своих исследователей, а мы с вами располагаем более чем достаточным набором средств для решения этой задачи. Если мы действительно верим в воплощение Слова, нам следует серьезно воспринимать плоть, принятого этим Словом. И поскольку она принадлежала иудею первого века нашей эры, нас должен радовать каждый маленький шаг вперед в понимании иудейской культуры той эпохи, позволяющий нам по–новому взглянуть на Евангелия.

Нашей целью при этом совершенно определенно не является желание подорвать авторитет Евангелий или подменить их содержание собственными домыслами. Напротив, мы стремимся как можно глубже понять заложенный в них смысл. Типичным аргументом против исторического исследования личности Христа стало напоминание о том, что Евангелия даны нам Богом, и мы не вправе трактовать их по собственному усмотрению. Однако утверждающие это искажают суть поставленной задачи. Именно тот факт, что на протяжении двух тысячелетий люди читают и проповедуют Евангелия как священное Писание, объясняет появление такого обилия ошибок в их толковании, постепенно закрепившихся в церковной традиции. Заключения историков чаще всего состоят не в том, что Евангелия следует отвергнуть или переписать, а в том, что их авторы вкладывали в свои творения совершенно иной смысл, нежели тот, который приписывает им более поздняя христианская традиция.

Приведу очевидный пример, который, возможно, покажется особенно интересным в ходе наших дальнейших рассуждений. Мартин Лютер справедливо критиковал средневековый перевод слова «metanoeite» выражением «paenitentiam agete» («подвергнуться епитимии»). Он настаивал на том, что его первоначальным значением является покаяние, происходящее в глубине человеческого сердца, а не внешние действия, назначаемые грешнику в качестве наказания. Лютер не мог знать, что его трактовка, в свою очередь, послужит доказательством в пользу фанатичного индивидуалистического прочтения Иисусовой заповеди покаяния, которое отнюдь не способно отразить истинное первоначальное значение этого слова. Иисус призывал своих слушателей отказаться от своего прежнего образа жизни, пожертвовать своими национальными и общественными интересами и воспринять иные цели и устремления. Разумеется, это предполагало внутренние изменения, но отнюдь не ограничивалось их рамками.

Чтобы сориентироваться в направлении поисков нашего времени, полезно изучить расстановку сил, существовавшую еще столетие назад. Особенно выделяются три человека. Вильям Вреде доказывал необходимость последовательного скептицизма. По его убеждению, нам очень мало известно об Иисусе, который, разумеется, не считал себя ни Мессией, ни Сыном Божьим. Евангелия же в сущности представляют собой богословский вымысел. Альберт Швейцер был поборником последовательной эсхатологии. Он считал, что Иисус вполне разделял апокалиптические ожидания своих современников. Несмотря на то что смерть помешала Иисусу увидеть их исполнение, он стал основателем эсхатологического движения, которое переросло в христианство. Евангелистам Матфею, Марку и Луке удалось составить более или менее достоверные его жизнеописания. Выступая против Вреде и Швейцера, Мартин Кэлер называл поиски чисто исторического Иисуса изначально ошибочными, поскольку истинным объектом поклонения христиан является Христос, которого проповедует Церковное вероучение, а не случайный плод воображения историков.

Ни одна из этих трех точек зрения не утратила своей актуальности на пороге XXI века. Участники «Семинара Иисуса» и другие подобные им авторы являются последователями Вреде. Сандерс, Мейер, Харви и некоторые другие, включая меня самого, — последователями Швейцера. Люк Тимоти Джонсон, выступая в роли современного Кэлера, призывает проклятия на головы «обоих семейств». Поскольку мой анализ современного соотношения сил неоднократно подвергался критике, порой весьма острой, я бы хотел сказать кое–что в его защиту, а возможно, и в свое оправдание.

Трактовка личности Иисуса, предложенная Швейцером, была настолько холодно воспринята богословским сообществом, что в последующие полвека серьезных исследований в этой области практически не проводилось. Так называемым «новым поискам» 1950–х — 1960–х годов удалось сдвинуть дело с мертвой точки, однако его приверженцы так и не смогли вернуть исторические изыскания на прежний уровень. Авторы книг и статей уделяли больше внимания критериям подлинности, нежели серьезному изучению личности самого Иисуса. К середине 1970–х годов положение казалось безвыходным. Именно тогда в историографии Иисуса появилось новое течение, четко обособившееся от так называемых «новых поисков). По моему глубокому убеждению, лучшей работой этого периода стала книга Бена Мейера «Цели, которые преследовал Иисус», привлекшая к себе меньшее внимание, чем она заслуживала. Причиной тому, вероятно, является как раз тот факт, что она нарушила все каноны и, кроме того, предъявила значительные требования к исследователям Нового Завета, не привыкшим тщательно продумывать собственные предположения и методы с философской точки зрения. Через шесть лет после Мейера его тенденцию продолжила работа Эда Сандерса «Иисус и иудаизм». Оба автора отвергли методологию «новых поисков». В своей трактовке личности Иисуса они тщательно использовали положения иудейской апокалиптической эсхатологии. Разработанные ими теории гораздо лучше вписываются в контекст иудаизма первого века нашей эры, нежели отрывочное толкование, основанное на небольшом собрании предположительно достоверных, но не связанных между собой высказываний, характерных для «новых поисков».

В свете происходившего, в начале 1980–х годов я выразил предположение о том, что мы переживаем уже третий этап поисков исторического Иисуса. Несмотря на то, какой смысл с тех пор вкладывался в эти слова, я не пытался определить ими все исследования личности Иисуса, проводившиеся в 1980–х и 1990–х годах. Это был лишь способ провести границу одежду только что описанной мной повой волной исследований и продолжавшимися «новыми поисками». События последних двадцати лет, как мне кажется, подтвердили справедливость моей оценки. То, чем занимались Мейер, Сандерс и некоторые другие, значительно отличалось как от «старых поисков» предшественников Швейцера, так и от «новых поисков», начатых Эрнстом Кеземанном и прекрасно документированных Джеймсом М. Робинсоном. Причем отличия эти вполне поддаются ясному и приемлемому для всех определенную. Поскольку участники «Семинара Иисуса», затем Дж. Доминик Кроссан, и, наконец, Роберт Функ, основатель и председатель «Семинара Иисуса», открыто продолжили традиции «новых поисков» (причем сам Функ всячески это подчеркивал), я убежден, что граница, проведенная мной между двумя этими движениями, вполне оправдана. разумеется, современная историческая наука не стоит на месте, и ее нельзя разделить на равные отрезки по своему усмотрению. Исследователи периодически пересекают установленные границы в обоих направлениях. Однако я настаиваю на разделении между подходом Вреде и подходом Швейцера и утверждаю, что последний предлагает лучшие перспективы для воссоздания достоверной исторической картины.

Я неоднократно и подробно излагал свою критику позиций участников «Семинара Иисуса», в частности Кроссана, так что повторение этих аргументов здесь было бы слишком утомительным. Но я хотел бы пояснить, что мои разногласия с Кроссаном, Функом, участниками «Семинара Иисуса» и, в несколько ином смысле, с Маркусом Бортом не отрицают правомерности поставленных ими вопросов. Просто, на мой взгляд, их догадки, методы, аргументы и заключения можно с успехом опровергнуть на исторических основаниях, не прибегая к богословским предположениям. Недостаточно и, более того, несправедливо, отмахиваться от этих ученых, как от кучки недовольных либералов или неверующих. Нам необходимо вступать в реальные дискуссии по реально существующим проблемам.