В мире, поделенном между Белыми и Черными магами, нелегко жить тому, кого угораздило прослыть магом Черно-Белым. Хлопот не оберешься. А тут жизнь и вовсе превратилась в гонку на выживание, с тех пор как… Да, в общем, неважно, с какого момента. Важно, что теперь герою, как и шахматной пешке, необходимо пересечь черно-белое поле вовсе не для того, чтобы превратиться в фигуру. Нужно бежать со всех ног, чтобы к концу игры просто остаться самим собой.
Когда-то в Белых пределах…
Машина, хоть и догорала уже, полыхала ярко, зрелищно и безнадежно. Проступал черный остов сквозь трепещущие оранжевые лепестки огня. Даже со стороны было ясно, что никто из находившихся внутри салона не мог уцелеть.
Прибывшие пожарники заливали машину пеной лишь для того, чтобы пламя не разошлось окрест.
Сумрачный и бородатый, как отшельник, некромант поводил раскрытыми ладонями вокруг сгоревшего автомобиля, вынюхивая остаточные эманации. Морщился от жара, кривил губы…
– Что там? – спросил Жан, закуривая. Не любил он такие случаи, когда приходишь слишком поздно и уже ничего исправить нельзя, будь ты хоть трижды чародеем.
– Любопытно, – безо всякого любопытства в голосе ответил некромант, щурясь на огонь. С кончиков его пальцев струилось зыбкое сероватое сияние.
1
…Следы и впрямь были – бесформенные отпечатки, покрытые невесомым, белесым игольчатым мхом, пятнали выщербленный, замусоренный пол и стены, а совсем свежие трепетали в воздухе, как снежные оттиски. Случайное прикосновение к ним вызывало озноб и смутный страх.
Впрочем, притаившееся под притолокой существо безобидно и беспомощно, как всякая иллюзия, утратившая свою силу.
Через щели неплотно сомкнутых оконных ставень сочился тусклый, стеклянистый свет, наполнявший дом пепельными тенями. Каждый шаг отзывался скрипом половиц и шорохом вспугнутых мышей под досками.
Сущность в углу шевельнулась. Повела безглазой мордочкой, еще не лишившейся очертания женского лика. Сущность оголодала и истончилась. Вряд ли ей удавалось подпитываться свежими эмоциями в последнее время. Еще год-другой и она развеялась бы сама собой.
Прищурившись, я рассматривал ее, испытывая одновременно жалость и раздражение.
