Въ одинъ изъ майскихъ вечеровъ вдоль Гостенсфіорда на парусахъ подъ боковымъ вѣтромъ шла рыбачья лодка. На горизонтѣ синѣли контуры всѣмъ извѣстныхъ шхеръ Рекарна съ тремя пирамидальными вершинами. Солнце заходило, и стали собираться тучи. У береговъ зашумѣли волны прибоя, а непріятный скрипъ большого паруса показывалъ, что береговой вѣтеръ скоро смѣнится безпорядочными порывами сверху, снизу, сзади.

У руля сидѣлъ таможенный надзиратель Восточной шхеры, великанъ съ длинной черной бородой; время отъ времени онъ обмѣнивался взглядомъ съ двумя сидѣвшими противъ него стражниками.

Одинъ изъ нихъ управлялъ большимъ парусомъ.

Надзиратель по временамъ съ любопытствомъ оглядывалъ маленькаго господина, который, съежившись, сидѣлъ у мачты и, видимо, дрожа отъ холода и страха, все время старался поплотнѣе закутаться въ пледъ.

Вѣроятно, этотъ господинъ казался очень смѣшнымъ, такъ какъ надзиратель часто отворачивался въ сторону моря и, сплевывая табакъ, едва скрывалъ душившій его смѣхъ.

Когда утромъ инспекторъ, очнувшись отъ мертваго сна, вызваннаго усталостью прошедшаго дня и свѣжимъ морскимъ воздухомъ, выглянулъ изъ-подъ одѣяла, его прежде всего поразила непонятная глубокая тишина; вмѣстѣ съ тѣмъ его ухо улавливало такіе звуки, которыхъ онъ не замѣтилъ бы въ другое время. Онъ чувствовалъ малѣйшее движеніе простыни, подымавшейся отъ его дыханія; слышалъ, какъ шуршатъ волосы о наволочку подушки; какъ бьется пульсъ сонной артеріи; какъ кровать слабымъ движеніемъ вторитъ ударамъ его сердца. Онъ чувствовалъ это молчаніе.

Вѣтеръ совершенно утихъ. Только прибой моря повторялъ каждую минуту свои удары въ сжатомъ воздухѣ прибрежныхъ пещеръ.

Поднявшись съ постели, которая стояла противъ окна, онъ увидалъ сквозь стекло нижней части окна какъ бы голубую занавѣску. Она была цвѣтомъ немного темнѣе воздуха; и медленно двигалась въ нему, какъ бы желая войти въ окно и заполнить всю комнату. Онъ зналъ, что это было море; но оно казалось очень маленькимъ и подымалось совершенно отвѣсно, какъ стѣна, вмѣсто того, чтобы вытянуться горизонтальной поверхностью. Это происходило отъ того, что длинные валы, ярко освѣщенные солнцемъ, не давали тѣней, и глазъ не получалъ впечатлѣнія перспективы.

Онъ всталъ, накинулъ на себя платье и открылъ окно.

Спертый сырой воздухъ уходилъ изъ комнаты, а на его мѣсто съ моря вливался въ окно теплый воздухъ, нагрѣтый утренними лучами майскаго солнца.