Севастополь, а под этим именем собственным мы подразумеваем и город, и военно-морскую базу, включая корабли Черноморского флота с их экипажами, и крепость с ее гарнизоном, и даже мирное население, до и после первого бомбардирования представлял две разные картины. Недавние события «несчастной» Альмы и обложения её с суши и с моря союзными войсками привели к картине удручающей. Усугубляла трагизм положения ушедшая, как многим тогда казалось, неизвестно куда армия, хотя Меншиков всячески демонстрировал руководству обороны города, что держит ситуацию под неусыпным контролем и просто так отдавать его не собирается: ни о какой сдаче речи никогда не шло. Но даже без «всевидящего княжеского ока» русские всегда отличались способностью даже после крупных неудач быстро оправиться и вновь стать способными к упорной обороне, что с наглядностью академического учебного пособия продемонстрировал Севастополь в сентябре-октябре 1854 г.

Невероятным усилием воли и напряжением ума организаторам обороны удалось заставить гарнизон, в первую очередь моряков, в самые сжатые сроки создать из почти ничего полнокровную оборонительную систему. Севастополь показал «…образец применения временных укреплений для усиления пункта, плохо укрепленного в мирное время».

{18}

Созданная невероятно быстро оборонительная линия не только оказала психологическое влияние на неприятеля, заставив отказаться от вероятно успешной атаки на Северную сторону, но и в первый же день бомбардирования доказала способность Севастополя держаться и побеждать: «…поражение французских батарей заставило союзников и на этот раз отказаться от штурма, и в ночь на б октября против IV бастиона заложена была первая параллель: началась постепенная атака несуществующей крепости. С этого момента защитники Севастополя могли вздохнуть свободнее: первый, наиболее острый момент опасности миновал. Избранный неприятелем путь к овладению городом давал возможность укрепить его».

{19}

Без сомнения, организационный гений Тотлебена, помноженный на самоотверженность моряков Черноморского флота, сыграл решающую роль в создании эффективной фортификационной линии, позволявшей быстро и успешно реагировать не только на ближайшие действия союзников.

22 сентября англичане внезапно нанесли удар по Ялте. Это событие заслуживает отдельного рассказа, но в контексте Крымской кампании столь малозначительно, что Тотлебен назвал его всего лишь «небольшой высадкой».

{73}

Наша задача не описывать случившееся, пытаясь определить размер ущерба, причиненного теми или иными участниками, а потом до конца жизни предъявлять претензии и требовать сатисфакции. Попытаемся понять, для чего союзникам была нужна эта операция, ставшая одной из самых скандальных страниц Крымской кампании, наряду с нападением на Одессу, Керчь и многие другие прибрежные города в Черном и Азовском морях. Заодно еще раз, пользуясь случаем, «попинаем» имидж «благородной» Крымской войны.

Выбор задач, решаемых этим нападением, невелик: разведка, пополнение запасов, расширение контролируемой территории, создание новой береговой базы. Правда, общественная российская печать дает еще один вариант: разграбление,

[7]

но с учетом сурового военного времени он применим ко всем из вышеперечисленных понятий. То есть, грабить во время войны можно попутно с решением стратегических или оперативных задач. Грабеж на тактическом уровне называется мародерством, а по мелочам союзники размениваться не собирались.

В нашем случае, очевидно, последние из обозначенных задач менее всего вероятны, но вот первые две подходят вполне. Союзники, поняв, что быстро разобраться с категорически не желавшими европеизироваться русскими у них уже не получится, обязаны были продумать возможность пополнения имевшихся у них запасов. Для этого необходимо было провести разведку Южного берега, в ходе которой выяснить наличие или отсутствие русских войск, наличие или отсутствие этих самых запасов и т.п. Англичане всегда считали морскую блокаду и поддержку небольшого военного контингента на вражеской территории своим флотом наиболее удачным сочетанием, до этого всегда гарантировавшим успех (об этом, в частности, упоминает биография адмирала Хорнби, приводя в пример Испанию и Крым).

{74}

В этом случае такие рейды на прибрежные города отлично вписывались в стратегию разрушения вражеской инфраструктуры, и Ялта была жертвой, запрограммированной в концепцию сложившихся обстоятельств.

Пока союзники обустраивались и грабили, выигранное после успешно произведенного флангового маневра и отражения бомбардировки время Меншиков стремился использовать максимально рационально. Возможность в ближайшее время покончить с зарвавшимся неприятелем, посмевшим не только развязать войну, но и перенести ее на территорию империи, выиграв при этом первое сражение, становилась реальностью.

Это не преувеличение, не модный ныне ура-патриотизм. Американский военный наблюдатель Джордж Макклелан, детально изучивший союзников и их манеру воевать, писал, что после того, как союзники заняли Камыш и Балаклаву, действия русского генералитета «…заслуживают высокой похвалы в отличие от их антагонистов». Не думаю, что у будущего героя Гражданской войны, человека достаточно умного и трезвого, было желание петь дифирамбы русским, скорее он просто констатировал очевидное.

{87}

Стараниями князя М.Д. Горчакова

{88}

началось интенсивное усиление группировки войск, особенно находящихся вне крепости. Одновременно решались вопросы организации снабжения все более увеличивающегося числа людей и лошадей. Больше проблем было с последними.

К несчастью, переброска войск в Крым не продумывалась детально. Не имея на руках точно продуманного плана дальнейших действий, а возможно, просто не посвящая в него никого, Меншиков запрашивал для усиления все, что только возможно. В результате вместо увеличения группировки пехоты, артиллерии и стрелковых частей на полуостров непрерывно прибывали большие силы кавалерии, что не неудивительно. После сражения при Башкадыкларе и рапорта князя Воронцова что именно недостаток кавалерии не позволил ему получить полную победу, Николай I, с его маниакальной привязанностью к этому роду войск, приказал увеличивать ее количество на Кавказском ТВД.

[8]

Готовясь к полному и безоговорочному разгрому союзников в Крыму, на полуострове, вероятно, решили поступить так же, посчитав, что в сложившихся условиях крепостной войны, когда нужно было бороться за каждый квадратный километр территории, смелые и самостоятельные действия кавалерии «могли иметь самые решительные последствия».

Усиливались не только русские, увеличение численности которых не осталось незамеченным союзниками.

{126}

Значительно возросла численность французского контингента, который, получая информацию о возможных трудностях осенне-зимнего периода, старался переправить в Крым Наполеон III.

До начала штормов сумели доставить пополнение из Франции. Хорошей новостью были два кавалерийских полка, бригада генерала де'Алонвиля, 1-й и 4-й полки (последний из Аржи)

{127}

африканских егерей из состава дивизии дивизионного генерала Морриса — организованные, подготовленные, дисциплинированные части, которые можно было использовать для оттеснения русских из Байдарской долины.

С последним из полков появилась на слуху союзных войск некая анекдотически мистическая история. Последний полк доставил в Крым из Бургаса транспорт “Simla”, который до этого перевез 4-й Легкий драгунский в Варну, потом 4-й пехотный из Галлиполи в Варну, потом перевез 4-й драгунский в Крым и, наконец, 4-й полк африканских егерей под Севастополь. Офицеры шутили, что один транспорт перевез три «четверти» английской армии и одну «четверть» французской.

{128}