Эта книга о значении не бывшего былого, о существовании несуществующего, о воображаемых системах, при использовании которых можно получить результат, пригодный для действительного мира. Речь пойдет о виртуальном, то есть воображаемом прошлом человечества, необъятной сфере не бывшего бытия. Это область того, что происходило по-иному, чем считается; что могло произойти, но не произошло или что не могло стать действительностью ни при каких обстоятельствах; область мнимой истории, грез, мечтаний, принимаемых за реальное прошлое; наконец, область сознательного вымысла, считавшегося реальностью. Заблуждения и измышления резко разнятся, но по сыгранной ими роли нередко становятся неразличимыми; и порой люди, пустившие в оборот выдумку, кончали тем, что сами веровали в собственный обман.

Человек, находясь в реальной сфере, одновременно обретается в порождаемом им виртуальном мире, в который входят как только ему присущие элементы, так и — в трансформированном виде — элементы действительности.

Сфера виртуальности, как тень, следует за реальной сферой, причем эта иллюзорная зона то расширяется, то сужается в разные эпохи.

Виртуальная историография, рассматривающая как реальность виртуальную историю, дополняет ее огромным количеством ложных истолкований, домыслов и вымыслов при изложении истории различных явлений, ложных интерпретаций мотивов поведения исторических персонажей, преследовавшихся ими целей, влияния их намерений на политическую, экономическую, культурную жизнь. Большинство исторических деятелей является носителем различных видов виртуальности. Неизученность теории виртуальности приводит к тому, что ее сфера представляется крайне суженной, многие области, соотношение их и различных видов действительности, тенденции развития ускользали от внимания ученых и остаются неисследованными.

Виртуальное пространство истории — это необъятная по размерам область, изучавшаяся только в некоторых частностях, без осознания их в качестве отдельных фрагментов определенного целого. Между тем это область, оказывающая большое и многообразное воздействие на действительность и по одному этому уже заслуживающая всестороннего исследования, что позволило бы другими глазами взглянуть на реальную историю мира. Это сфера, которая самым непосредственным образом затрагивает коренные стороны жизни и к которой не может быть равнодушно наше сознание.

Немалую часть мира виртуальной истории составляют мистификации. Нас они, естественно, интересуют не сами по себе, а как одно из проявлений виртуальности в обществе. Из массы возможных примеров остановимся на тех, которые оказали большее или меньшее воздействие на ход истории и на представление о нем в сознании значительной части народа, оставили свой след в истории культуры.

Мистификация — понятие с недостаточно четко определенным содержанием. Если под нею подразумевать ложные феномены, то к мистификациям надо будет причислить все виртуальные явления, всю виртуальность. Однако обычно понятие мистификации включает представление о намеренном введении в заблуждение. Именно сознательный обман (вне зависимости от его мотивов) отличает просто ложное от подложного, хотя и то и другое является виртуальным явлением. Подложность материального аспекта виртуального предмета далеко не всегда свидетельствует о подложности духовного аспекта. Так, например, поддельность рукописи, содержащей определенный текст, не всегда является доказательством подложности самого текста. Ведь манускрипт мог являться списком, выдававшимся по каким-то причинам (допустим, для повышения его продажной цены) за более древний, но содержащим подлинный текст автора, обозначенного на титульном листе. Точно так же доказательство того, что текст не принадлежит автору, обозначенному в заглавии рукописи, еще не означает, будто это сочинение написано не в годы его жизни, а является фальсификацией более позднего времени. Итак, мистификация может быть налицо, во-первых, при подложном авторе и тексте, содержащем истинную информацию, во-вторых, при реальном авторе и виртуальном тексте, в-третьих, при виртуальном как авторе, так и тексте. От подложного автора надо отличать скрытого автора, выступающего под псевдонимом, если это является очевидным для читателя.

Нередко мистификации разделяют на литературные и исторические подделки произведений искусства. Но все фальшивки являются историческими подделками не только в том смысле, что они порождались определенными историческими условиями, но прежде всего потому, что оказывали то или иное, порой весьма заметное, влияние на ментальность населения. При подделке письменных текстов взамен действительного автора может быть назван выдуманный персонаж, то есть носитель абсолютной виртуальности, или реальное лицо, не имеющее отношения к мистификации. Может быть реальным (отражающим истинные события) либо, напротив, частично или полностью воображаемым содержание подложных документов. В них могут фигурировать вымышленные герои в реальных или вымышленных обстоятельствах или реальные персонажи в виртуальных или реальных обстоятельствах (подложными в последнем случае является имя автора и мотивы поведения, приписываемые действующим лицам). Вымышленные персонажи могли иметь или не иметь прообразы в реальной действительности. Мистификации порой являлись частью политической пропагандистской кампании, иногда возникавшей более или менее стихийно, и в этих случаях их влияние на общество нередко оказывалось особо длительным и прочным. К литературным мистификациям, скрывающим действительное имя автора, примыкают беллетристические произведения, автор которых указан, но повествование ведется от другого лица, реального или вымышленного. Прилагаются особые старания, чтобы формально все выглядело так, будто этим последним действительно написано данное произведение.

Древние подделки на много веков предшествовали подделкам древностей. К.У. Рэнделл в книге «Подделка истории. Обнаружение подложных писем и документов» (Норман и Лондон, 1994) справедливо заметил: «Фактически с начала письменности люди пытаются повлиять на наши знания текущих событий, нашу историю и литературу путем фальсификации главных средств, с помощью которых такая информация доводит до нас, — писем, рукописей, документов и дневников».

Эпоха Возрождения, бывшая временем возвращения человечеству утраченных духовных сокровищ древности, была также и временем «дополнения» их многочисленными подражаниями, приписываемыми античным писателям.

Вернемся, однако, из современности в средневековое прошлое. В средние века церковь была главным хранителем исторической памяти. Но в ряде случаев она не слишком успешно выполняла эту взятую на себя обязанность. А других, светских, «хранителей» не находилось долгие столетия. История знает примеры утери жителями отдельных стран и регионов памяти о собственном прошлом. Тому было много причин. Прежде всего, уровень культурного развития племен и народов, населявших эти районы, отсутствие у некоторых из них письменности. Именно на таком уровне находились германские и другие племена во время великого переселения народов в раннем средневековьи, завоевавшие территории Западной римской империи, частично истребившие прежнее население и частично смешавшиеся с побежденными. Позднее такие провалы в памяти о прошлом могли быть результатом сознательной политики, но в эти столетия они были следствием массовых миграций, войн и переворотов, происходивших на протяжении жизни многих поколений.

В Британии, например, этот процесс развернулся с начала V века, когда ее покинули находившиеся там на протяжении четырехсот лет римские легионы, и вслед за этим в последующие несколько десятилетий распалась римская администрация, обеспечивавшая централизованное управление. Это сопровождалось нашествиями германских и скандинавских племен, приведшими к гибели от рук завоевателей значительной части романизированных бриттов — кельтского населения Британии. Вот что писала об этом настоятельница одного из монастырей, св. Хильда, жившая в VII веке: «Святотатственная рука варваров, пришедших с востока, распространяет пожары от одного моря до другого. И в самом деле, пламя остановилось только после того, как сожгло города и поля на всей поверхности острова и как бы вымело его своим красным языком до западного берега. Все жители деревень, настоятели храмов, жрецы и народ погибли от меча или от огня. Обломки стен, камни, священные алтари, изуродованные и окровавленные трупы были похожи на остатки винограда, которые давит страшный пресс». Почти полностью исчезли следы римской культуры и латинского языка.

Завоеватели поделили между собой земли и жилища побежденных. Оставшиеся в живых бритты спаслись бегством в северную Францию (Бретань), где жили родственные кельтские племена, и в гористые западные районы Уэльса в самой Британии. Часть населения была обращена в рабство. Борьба за свободу стала главным содержанием сказаний и песен, прославлявших героев. Они явились источником для последующих поэм о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола. Но с исчезновением римской культуры погасли и воспоминания о многовековой истории Британии до и во время римского господства. Она не сохранилась в памяти кельтов, тем более ею не интересовались завоеватели — саксы и другие германские и скандинавские племена, создавшие на захваченной территории свои королевства и княжества.

Постепенно пробуждавшийся интерес к прошлому собственной страны невозможно было удовлетворить из-за потери и уничтожения рукописей, содержащих сочинения римского времени. Оставался путь создания легендарных, то есть виртуальных историй. Так появился широкий пласт исторических произведений, в которых главенствующее место принадлежало носителям абсолютной виртуальности. В XI и XII столетиях, при наметившихся признаках экономического и культурного подъема, по словам английского историка Эллингера, «никогда еще так откровенно не лгали и не фальсифицировали прошлое, как в ту эпоху». Фальшивки и фантазии одного хрониста превращались в непререкаемую истину для другого, использовавшего его сочинения при написании собственных трудов.

Среди средневековых хроник этого периода заметно выделяется сочинение бенедиктинского монаха Жоффруа (Джеффри) Монмаутского «История королей Британии», составленная между 1130 и 1138 годами. Жоффруа — бретонец или валлиец, ссылался в качестве своего источника на некую рукопись, впоследствии так и не разысканную или, что вероятнее всего, вообще не существовавшую в действительности. Однако даже нахождение этой рукописи позволило бы только считать ее автора, а не Жоффруа, источником вымыслов и фантазий, содержащихся в «Истории королей Британии». Жоффруа черпал также материал из хроники уэльского монаха Ненни (826 г.) и сочинения нормандского поэта Васа. Норманы, завоевавшие в X в. часть северной Франции, включая Бретань, сблизились с бриттами и во второй половине XI века покорили Англию, что способствовало распространению кельтского фольклора по обе стороны Ла-Манша. Труд Жоффруа пользовался популярностью, неоднократно переводился на французский язык и послужил источником для многих произведений историков, трубадуров и миннезингеров — Кретьена де Труа, писавшего между 1160 и 1180 годами, Вольфрама фон Эшенбаха и других.

На протяжении вот уже двух тысячелетий сосуществуют взаимоопровергающие друг друга истории первого века нашей эры (точнее, истории стран Средиземноморья в то время). Их число со временем не только не уменьшается, а напротив, продолжает возрастать. Если разделить их на группы, каждая из которых рисует один и тот же круг событий, то в такой группе все. исторические тексты за возможным исключением, полным или частичным, одного, должны являться воображаемыми историями. Неснижающийся интерес к истории первого века продиктован, как легко догадаться, главным образом тем, что это было время создания новой мировой религии, и поныне преобладающей в Европе и ряде других регионов мира, и приближения к зениту могущества Римской мировой державы. Это было, как считают верующие, время земной жизни Иисуса Христа и, с другой стороны, годы правления Тиберия, Калигулы, Нерона, имена которых стали синонимами чудовищных пороков и преступлений.

Немало важных фактов, относящихся к политической жизни Рима в первый век, можно почерпнуть из трудов римских авторов — современников описываемых ими явлений или писавших по их свежим следам, особенно из работ Тацита, Светония, Плутарха и других. Будучи важными источниками, эти труды совсем не обязательно правильно отражали действительную историю Рима того времени в целом и тем самым являлись частично иллюзорной историей. Значительно больше таких вызывающих споры и сомнения мест в канонических Евангелиях, других книгах Нового завета, в так называемых апокрифических Евангелиях, признанных церковью недостоверными и еретическими, в остальной раннехристианской литературе. Христианство создало собственную мифическую историю своего возникновения и, когда оно превратилось в государственную религию, постаралось изъять из обращения все другие, с его точки зрения, ложные и нечестивые версии этой истории (прежде всего, неканонические Евангелия, которые стали известны ученым только через более чем полтора тысячелетия).

Что же касается политической истории римской державы в первом веке, то она дошла до нас в настолько искаженном изложении, что ее, по мнению некоторых исследователей, возможно, по крайней мере, частично, тоже причислить к иллюзорной истории. Это особенно относится к скудным указаниям, которые содержатся в уцелевших сочинениях античных авторов, живших в I и начале II века, о конфликтах между римскими властями и набиравшим силу христианством. Сразу же возникает вопрос об истинности этих сведений и, более того, об аутентичности тех мест в источниках, в которых сообщаются эти сведения. Ведь это могли быть интерполяции (вставки) в труды римских писателей, внесенные христианскими переписчиками, людьми, жившими много столетий спустя. Нельзя забывать, что все эти сочинения сохранились только в средневековых копиях. Важность вопроса о подлинности становится особенно очевидной, если учесть, что о некоторых важных событиях мы знаем только из рассказа о них в одном сочинении. А оно само сохранилось в единственной поздней копии, к которой и восходят все последующие печатные издания. Вопрос о подлинности тем самым становится дилеммой: имело ли вообще место в действительности интересующее нас событие или оно (целиком или частично) — плод фантазии переписчика рукописи.

В первые века христианства критика созданной им истории зарождения и первых шагов возникшей религии сводилась к отрицанию рассказов о чудесах, освещению в негативном свете деяний отцов церкви, к неортодоксальной трактовке различных сторон нового вероучения. Позже, захватив господствующие позиции в духовной жизни общества, церковь решительно пресекала любые попытки критики в свой адрес или уклонения от официальной истории христианства. Положение начало меняться только в последние два века, когда возникли научная критика и исследование Нового завета и других произведений раннехристианской литературы, стремление к ревизии или даже полному пересмотру церковной версии происхождения христианства. Отсутствие не вызывающих сомнения внехристианских свидетельств о жизни Иисуса, относящихся к первому столетию, так называемое «молчание века», способствовало появлению различных научных школ, отрицающих существование Христа как реального исторического лица. В ответ противники ревизионистов объявляли, что «молчание века» — выдумка атеистически настроенных либералов и социалистов, что имеющиеся внехристианские упоминания о Христе и первых шагах новой религии вполне аутентичны и достаточны для того, чтобы, даже не прибегая к материалам Нового завета, доказать историчность фигуры Христа, обрушивались на теории, согласно которым его образ измышлен по аналогии с основателями других, ранее появившихся религий, он возник в качестве олицетворения солнца, которому поклонялись как божеству, и тому подобное.

В XX веке быстрое развитие библейской и евангельской критики в сочетании с новейшими методами датировки рукописей ограничивало «находки» апокрифов новейшего изготовления, приписываемых деятелям раннего христианства. Все же отдельные примеры такого рода подлогов имели место, хотя разоблачались они довольно быстро. В 1927 году итальянский муниципальный чиновник Луиджи Моциа объявил, что имеет рукопись некоего Иосифа из Иерусалима и что он в течение восьми лет переводил этот манускрипт. Рукописи уже почти 1900 лет, она написана незадолго до разрушения Иерусалима римлянами в 70 г. н. э. Она, по словам ее владельца, была спрятана, потом найдена матерью императора Константина, Еленой, позднее попала в Александрийскую библиотеку, которая была в 640 г. разрушена арабским халифом Омаром. Дальнейшая судьба рукописи покрыта туманом. Паломник, вернувшийся из Палестины, от которого Моциа получил ее, отказался разъяснить, как она к нему попала. В предисловии указано: чтобы рукопись не подверглась изменению или не была уничтожена, ее отсылают братьям Матфею, Марку, Луке и Иоанну. Анализ находки показал, что она написана на греческом языке эпохи Возрождения, а не первого века н. э., и на пергаменте, тоже приготовленном в новое время. Это разоблачение не помешало тому, что находились даже среди ученых люди, продолжавшие верить в ее подлинность. На деле она представляла собой сведение воедино четырех канонических Евангелий с очень незначительными дополнениями.

…Поджо Браччиолини — один из виднейших итальянских гуманистов XV века, который его поклонники даже называли «веком Поджо». Это, впрочем, сильное преувеличение. Родился он в 1380 г. в Терра Нуова, небольшом городке около Флоренции. Поджо сделал быструю карьеру при папском дворе, потом поступил на службу к епископу Генриху Бофору, брату английского короля Генриха IV. После 1422 г. Поджо вернулся в Италию. Папа Мартин V вернул ему его прежнюю должность секретаря при римском престоле. Поджо знал не только латынь, но также греческий и древнееврейский языки. Он изучал античность с подлинной страстью. Под конец жизни Поджо стал канцлером Флорентийской республики, написал веселые «Фацетии» (1450) и не очень достоверную историю Флоренции. Престиж Поджо как гуманиста был высоким. За переписанные им рукописи платили бешеные деньги. На гонорар за один скопированный им манускрипт он мог купить целое имение.

Поджо обладал отнюдь не идеальным характером. Он перессорился едва ли не со всеми известными гуманистами его времени. В молодые годы он вел широкий образ жизни и вечно был в долгах. Источником дохода для него стали розыск и переписывание трудов древних авторов. XV век, с его преклонением перед недавно снова познанной античной культурой, предоставлял почти неограниченный рынок для манускриптов, переписанных Поджо. Его партнером, точнее, издателем, стал флорентиец Николо Николи, ученый и владелец мастерской, в которой изготовлялись копии произведений античных писателей, рассчитанные на менее состоятельных покупателей.

Поджо не просто копировал рукописи. Он находил ранее утерянные манускрипты. Переписанные им, они выходили в свет. Поджо подобрал себе нужных помощников — людей образованных, но неразборчивых в средствах.

Первые находки Поджо относятся ко времени, когда он в 1415 г. лишился доходной должности секретаря святейшего престола. Главное открытие было сделано в забытой, сырой башне Сен-Галленского монастыря, «в которой узник не выжил бы и трех дней». Там были обнаружены рукописи, содержащие произведения античных авторов — Квинтилиана, Валерия Флакка и немалого числа других. Позже были разысканы произведения Петрония, «Буколики» Кальпурния и так далее. На этих находках хорошо нажился не только Поджо, но и Николо.

Обратимся теперь к обстоятельствам, сопровождавшим открытие главных произведений Тацита. Имеются свидетельства, что сочинения Тацита знали и его современники, и потомки в течение нескольких последующих столетий, вплоть до падения античного мира. Император Тацит (275–276), гордившийся тем, что он потомок прославленного историка, предписал, чтобы его произведения хранились во всех публичных библиотеках империи. Однако после ее падения и фактически почти полного исчезновения следов античной образованности, на протяжении семисот лет имя Тацита оказывается прочно забытым. По крайней мере, самые усердные поиски обнаружили лишь более чем скудные следы упоминания о римском историке в средневековой литературе. В IX веке имя Тацита встречается в хронике епископа Фрекульфа. Еще через два столетия Тацита называет Иоанн Солсберийский. Однако это упоминание общего характера, не дающее основания предполагать, что эти авторы когда-нибудь видели рукописи сочинений Тацита. В отличие от других известных античных писателей, как утверждал Ошар, Тацита в средние века не знали и не переписывали его сочинения. Последнее утверждение Ошара, сделанное, видимо, в полемическом запале, по крайней мере, неточно. В IX веке в Фульдском монастыре знали первые книги «Анналов» и «Германию». Рукописью Тацита в 1331–1334 гг. пользовался Паулин Венетский в «Карте мира», а затем в ряде своих трудов Джовани Бокаччо, автор «Декамерона». Историки полагают, что он владел экземпляром «Анналов». Сам Бокаччо рассказывает, что по дороге в Неаполь, в старинном бенедиктинском монастыре в Монте-Кассино, в помещении, не имевшем даже двери, обнаружил множество рукописей, очевидно, находившихся без всякого присмотра и покрытых густым слоем пыли. Ошар, однако, считает, что в монастыре не было рукописи Тацита. Да если она и была там, Боккачо, по его собственному свидетельству, останавливавшийся в Монте-Кассино на самое короткое время, не мог снять копию со старинного манускрипта: это потребовало бы самое малое месяц работы. Таким образом, в начале XV века сохранилось только неясное предание о великом историке и горячее желание разыскать его утерянные сочинения. Найти их было бы коммерчески очень выгодным предприятием. Понятно, почему этим занялся вечно нуждавшийся в деньгах Поджо.

На отвергнутую академической наукой попытку оспаривать подлинность произведений Тацита (иначе говоря, считать виртуальной историей то, что нам известно об истории Рима 1 века только из его трудов и не подтверждено другими источниками) бросают свет поиски и находки произведений другого великого римского историка Тита Ливия (59? до н. э. — 17? н. э). Живший во время правления Октавиана Августа Ливий был другом императора. Ему принадлежит фундаментальный труд «История от основания Рима», доведенный по 9 год до н. э. Это сочинение, благодаря собранному в нем огромному материалу, живости и красочности его изложения, пользовалось большой популярностью у современников и последующих поколений. К сожалению, труд, над которым Ливий работал сорок лет, дошел до нас далеко не полностью. Из 142 книг уцелело лишь 35, то есть менее одной четверти (правда, сохранились цитата из него и краткие пересказы в работах других античных писателей). В прошлом веке некоторые исследователи упрекали Ливия за некритическое доверие к источникам, за пересказ заведомых легенд как реальных явлений, за слабое знание римских учреждений, военной истории. Последние из таких обвинений Гошар и Росс выдвигали и против Тацита, полагая, что его произведения вряд ли могли принадлежать римлянину первого века. Однако, кажется, никто еще не повторил обвинения в мистификации труда Ливия, поскольку речь идет о дошедших до нас 35 безусловно принадлежащих ему книг «Истории от основания Рима». Утерянные декады (части по десять книг каждая) Ливия, как и остающиеся неразысканными сочинения Тацита, могли бы стать нашим единственным источником по целому ряду событий римского прошлого, какими уже стали сохранившиеся книги. Взамен реального описания тех или иных явлений, которые, можно с уверенностью считать, были освещены Ливием в неразысканных декадах, ученые в состоянии выдвинуть лишь свои предположения, свою мало чем подкрепленную, воображаемую историю этих событий.

И понятно, что надежда найти недостающие 107 книг веками, еще с раннего Возрождения, не покидала ученых. Перипетии шестисотлетних настойчивых поисков утраченного сокровища не так давно проследил историк Б. Л. Ульман.

Судьба утерянных книг не переставала будоражить умы ученых Возрождения. Гуманистам в XIII и XIV веках были известны 29 книг. Они содержатся в рукописи, принадлежавшей знаменитому поэту Петрарке, которая хранится ныне во французской Национальной библиотеке, и в первопечатном издании 1469 года. А в настоящее время известны 1-10, 21–45 и небольшой фрагмент 91 книги. В каждом веке неоднократно возникали слухи, что обнаружены недостающие декады.

В 1397 г. флорентиец Колуччио Солутати получил письмо от маркграфа Богемии, который извещал, что видел полную рукопись труда Ливия и даже обещал снять копию. Тем не менее итальянец усомнился в правильности полученной им радостной вести. Тогда один из слуг маркграфа прислал более подробные сведения — манускрипт видели в монастыре близ города Любека, рукопись столь древняя, что никто не был в состоянии ее прочесть. Еще в 1850 г. известный ученый М. Хаупт считал, что вопрос о местонахождении любекского списка заслуживает дополнительного исследования.

В XV веке вновь бродили слухи, что рукопись находится в Германии либо в Скандинавии. В 1424 г. датский монах по имени Николай, находясь при дворе папы Мартина V, поклялся, что видел в цистерианском монастыре около города Риескильде два больших тома, содержащих 10 декад (100 книг!) Ливия, и что прочел заголовки многих из них. Потом молва увеличила число томов до пяти. В последующие годы слухи эти появлялись не раз, но так и не получили подтверждения. Интересно отметить, что за ними внимательно следил Поджо, то радуясь близкому, как казалось, осуществлению давней мечты гуманистов, то приходя в отчаяние от очередного крушения надежд. Позиция довольно странная для человека, которому Гошар и Росс приписывали подделку Тацита…