— Куда прёте?! — орал я и жал на спуск ПКТ, очередями выкашивая полчища слепых собак. Секунда, две, три — и как не стрелял вовсе: вновь колышутся облезлые загривки, желтеют ощеренные пасти.

Ночь в Припяти — это нечто. Особенно, когда тысячи мутантов, поднятых малым гоном, рыщут в поисках добычи. И все же я, Макс Край, благодарен мертвому городу за подвалы «Юпитера». Там я нашел танк, оснащенный пушкой Гаусса и противоаномальными экранами. Но только Хозяева знают, как я, бывший солдат и беглый зэк, проклинал эти развалины — ведь они лишили меня любимой женщины!1 Под броней, развалившись в ложементе, я мечтал поскорее выбраться из адского вертепа снаружи. Древний магнитофон, забытый испытателями, вращал бобину, рассказывая о редком мутанте — птице счастья завтрашнего дня. Вентилятор обдувал лицо отфильтрованным воздухом. В боевом отделении танка только джакузи не хватало. Похоже, генерал, курировавший проект, очень уважал комфорт. Для солдатни так не расстарались бы. Вот что значит экспериментальная модель: хорошо, спокойно… и никакой тебе лязгающей стали автомата заряжания, как в обычном Т-72.

Турок развлекался тем, что выпаривал воду из болота. Я планировал объехать топь, но чудо-следопыты настояли на полевых испытаниях гауссгана. Шел второй день нашей прогулки к Периметру.

Только мы выбрались из Припяти — сломался лентопротяжный механизм магнитофона. Я молил Хозяев, что бы на «Юпитере» так плохо делали только комплектующие для аудиотехники.

С тех пор мы тащились в тишине. Я и Орфей молчали, потому что чувствовали угрозу, исходящую от каждого куста. И опасность становилась все реальней. Мы трижды наталкивались на стоянки больших отрядов, опустевшие всего пару часов назад.

Турок, который от природы был неразговорчив, вдруг потребовал остановиться.

— Нах? — не понял юмора Орфей.