Разыгралась однажды у Юпитера желчь, и поднял он крик, да такой, что земле жарко стало; ибо нехитрая штука задать жару небесам, коли самолично на них восседаешь.
Пришлось всем богам, хочешь не хочешь, плестись по его велению на совет. Марс, сей донкихот небожителей, меча громы и молнии, явился в шлеме, при оружии и с символом виноградаря — копьем наперевес, а бок о бок с ним Бахус, придурковатое божество: на голове — колтун виноградных листьев, глаза заплыли, из пасти — винная отрыжка, язык не слушается, ноги выписывают кренделя, мозги задурманены вином.
С другого конца приковылял колченогий Сатурн — бука и детоед, тот самый, что уплетает собственных отпрысков за обе щеки. За ним притащился водянистый бог Нептун, мокрый, хоть выжимай, держа заместо скипетра стариковскую челюсть (в просторечии трезубец), бог, заляпанный илом, опутанный водорослями, насквозь провонявший рыбой и прочей постной дрянью, а сточные воды с него так и льют, мешаются с угольной пылью Плутона, который плетется позади.
Сей бог, издавна обернувшийся чертом, столь густо перемазался копотью и смолой, столь крепко прокурился порохом и серой, столь плотно окутал себя непроницаемой темнотою сочинений модных стихотворцев, что его не могла прошибить даже ярая сила Солнца, идущего ему вослед, сияя медным ликом и бородой сусального золота. Это красное бродячее светило, мотающее пряжу нашей жизни, любимец цирюльников, охотник до гитар и переплясов, нижет и вяжет день ко дню, век за веком и с помощью житейских невзгод и чрезмерно обильных ужинов спроваживает нас на кладбище.
Прибыла и Венера, чуть было не сокрушив меридианы грузным ободом юбок, подминая пышными оборками все пять зон, от полярной до тропической, в спешке недокрасивши рожу и закрутив волосы вкривь и вкось пучком на черепушке.
I
ЛЕКАРЬ
В это время некий лекарь неторопливо ехал на муле, охотясь за лихорадками. Тут застиг его Час, и наш врач, для больных палач, сам задрыгал ногами на виселице и только успел впопыхах прочитать «Credo»
[2]
вместо «Recipe».
[3]