Пролог
Там, где я родился, в это время идут дожди. Становится холодно, деревья теряют последние листья, что ржавыми осколками былого праздника разлетаются из-под ног. Воздух наполняется особым маревом, прозрачным, легко колышущимся от дуновения ветра. Жизнь постепенно затухает, идут постоянные дожди, пока, наконец, не выпадет первый снег. Тонкие белые хлопья застилают землю, деревья, дома, словно отрезая от последних надежд на тепло. Редкие птицы собираются в стаи, кружат, кричат тревожно, и, ведомые инстинктом, улетают в места другие, где больше солнца, света и тепла. В такие, как это.
Здесь же осенью еще и не пахнет. Нет тревожности, неясной беззащитности после лета. Нет, здесь еще долго будет тепло. Тепло настолько, что можно греться на пляже, плавать в бескрайнем море, а вечерами коротать время в прибрежных кафе, наблюдая сказочно красивый закат, что подсвечивает багрянцем небеса и далекую, и от этого тонкую иглу маяка. А можно забраться в горы, поставить палатку, развести огонь, и любоваться танцем искр, огнями города у подножия.
Но время властвует даже здесь. Постепенно становится прохладно, последние туристы уезжают. На набережной тихо, ветер перебирает обрывки газет, обертки. А я бегу, задыхаясь от ужаса. Бегу так быстро, что сердце стучит как дождь в окно, от усталости становятся ватными ноги. Мысли вытесняет страх, что не дает остановиться, гонит вперед.
И все же тело не может бежать вечно. Я останавливаюсь, пытаюсь отдышаться. И вижу его. Высокий, в черном мешковатом плаще. Взгляд как у охотника, что выследил добычу. Что-то говорит. Я отхожу. Шаг назад, другой. Раздается хлопок, затем еще один. Чувствую, как тело сгибается от ударов в бок и грудь.
Ничего не успеваю понять. Тело падает, падает. А потом жесткий удар о землю, чернота. И снова падение, падение, падение…
Часть 1. Причины
Утро
Просыпаюсь резко. Дыхание быстрое, часто-часто стучит сердце. Успокаиваюсь медленно, словно чернею, как вынутая из горна металлическая заготовка. Странно, ведь снился хороший сон. Какой-то южный город, кафе, набережная. Только конец не запомнился, словно стерли из сознания. Что-то тревоженное и неясное.
Отпускает. Осматриваюсь, словно не знаю, где я. Вижу знакомые стены, мебель, кровать. Я дома. Рядом, лежит девушка, волосы светлым ореолом разметались по подушке. Ее зовут Саша, она красива, стройна. Светлая, словно солнечный зайчик в темной комнате. Я склоняюсь, нежно целую.
— Ты уже проснулся? — слышу тихое.
— Извини, я тебя разбудил…
— Ничего.
Работа
У входа дежурит охрана. Меня знают — удостоверения не просят. Здороваюсь, поднимаюсь на четвертый этаж. Чуть опоздал, поэтому стараюсь не попадать никому на глаза. Хотя, камеры на каждом этаже, если захотят — узнают.
А вот и мой закуток. Небольшой, ничего лишнего. Стол, компьютер, островки офисной мебели. И много бумаги. На шкафах, на столе, уже даже компьютер почти не видно, к клавиатуре не пробраться. Стопки документов расположились и на единственном кресле. Вся мебель не новая, но добротная. Безликая, офисная, одним словом.
Рабочий день начинается. Подхожу к небольшому столику, включаю электрический чайник. Надо выпить кофе, чуть прийти в себя. Тишину офиса вспарывает звонок. Голова еще гудит. Я словно в бумажном склепе, заживо похоронен после мороза улицы.
Беру трубку, слышу голос шефа:
— Здорова, Вова! Как настроение? Надеюсь, рабочее?
Саша
От мыслей отвлекает мобильник. Напоминалка. Номер темы, краткий план. Завтра лекции в университете. Надо готовиться.
Зарываюсь в материалы. Еще раз прохожу основные моменты, шлифую аргументы, разбираю примеры. Как говорит знакомый профессор, пересказ нескольких учебников — компиляция, но не лекция. Лектор должен знать несколько солидных монографий по каждому вопросу изучаемой проблемы. Тогда лекции становятся интересными.
Я сейчас почти не живу наукой. От былого интереса осталось преподавание, да незаконченная диссертация. Зачем что-то делать, если заранее известно, что ничего выдающегося в науку не привнесешь. А твою Нобелевскую премию вручат другому. Разрабатываешь ничтожно малый участок проблемы, что не виден даже в разрезе десятилетия.
Так посмотришь — по всем статьям минусы. Что только заставляет жить, двигаться. Привычность процесса? Наверно. И скрытая надежда, на уровне детской обиды, что недооцениваю, а я могу многое, просто нужно собраться. Я предназначен для чего-то великого. Наверно, это признаки невроза и приближающейся мании. Не знаю. Но преподавание позволяет смягчить пустоту от осознания пропасти между своим ничтожеством и потенциальным величием.
Слышу стук, дверь открывается, на пороге Саша. Застала за подготовкой, а на мониторе еще кипит жизнь в виртуальном городе, что я строю, лелею, веду к экономическому чуду. Нужно выключать, иначе начнет бухтеть.
Карусель
Ближе к концу рабочего дня раздается звонок. Умный аппарат, словно чуя необходимость поговорить, вибрирует и бренчит мелодией звонка. На экране имя звонящего — Леонид.
— Здорово, Леня.
— Вован! Здорова. Что не звонишь?
— Дела, Леон, дела. Сам знаешь, работа, студенты… Как у тебя?
С той стороны помехи, что-то щелкает. Странное ощущение, словно говорю не с человеком. По крайней мере, с существом не из этого мира. Нет, все хорошо! Там, среди помех и шума, голос Лени.
Кафе
Утро не радует негой. Мутит, голова отдается тупой болью. Рядом с кроватью лежит бутылка, жидкость пролилась еще ночью, впиталась в ковролин. Иду в ванную поискать что-нибудь чистящее. Ничего нет.
Болит голова, вся комната слегка плывет, проходит рябью. Сажусь на диван, обхватываю голову, массирую виски. Сознание словно вырвано из реальности. Из затаенных уголков приходят мысли, правдивые в своем варварстве. И от этого еще более пугающие.
Мне вдруг кажется, что окружающий мир — иллюзия. Что все люди, вещи, мысли и эмоции не реальны, а лишь проекции чьего-то сознания. Кто-то очень большой и всеобъемлющий генерирует необходимые пакеты, всегда одинаковые, с небольшими вариациями, и засылает по ретрансляторам в приемники. К нам в сознание. Так создается зримый мир.
Вообще, похоже на бред. Но во время приступов отчаяния можно даже различить указующий перст, что ведет к иллюзорному выходу. Этот выход единственно реален, так как мы все — суть иллюзии, отражения отражений. А если перед основным зеркалом пустота, то во всех проекциях не будет ничего, кроме пустоты, которая суть безотносительна и неподвластна исследованиям. И поневоле задумываешься, существует ли зеркало, что пустоту отражает.
Иллюзорен сам процесс нашего существования. Страсти и эмоции, радости и горе. Всего лишь проекция проекции. Отраженные идеи, переваренные смыслы, закольцованные ощущения. Тотальный repeat всего, что составляет существо человеческого сознания. Эволюционирующее ничто, со временем обросшее сложными связями, преобразовавшееся в нечто.
