…Вот уж кого не ждал сеньор Сарбино на своей, затерянной в глухом горном тропическом лесу, асьенде, так это, пожаловавшего к нему без приглашения, мобильного полицейского десанта.

Хотя начиналось всё к его полнейшему удовольствию.

Лишь только с утра пришлось поволноваться, когда с выгона для скота, превращённого в аэродром для легкомоторной авиации, вдруг исчезла «Сессна», унося в облака чужаков, способных в другом мире раскрыть немало тайн, выведанных ими на здешней усадьбе.

Но и с этим досадным происшествием удалось покончить достаточно просто.

Проследив за тем, как радист выполнил все для дистанционного осуществления взрыва самовольно улетевшего самолета с тремя беглецами, временный управляющий имением дона Луиса посчитал, что свою миссию, практически, исполнил.

…Джерри Смитчел с раннего утра собирался заступить на очередное дежурство.

Безукоризненно отутюженный мундир с нашивками сержанта уже ждал в шкафу своего часа оказаться на широкоплечем полицейском. Но случилось непредвиденное обстоятельство, которое помешало ему это сделать.

И ещё оттого задержка бесила Смитчела, что вызвана была совершенно пустяковым обстоятельством. Но собравшись все вместе, в один невзрачный, никак не распутываемы, узелок, проблемы, в конце концов, так накалили его, и без того крутой и решительный, нрав, что сержант уже мало контролировал свои поступки.

И это только подтверждало степень взвинченности, достигшей самой крайней степени, когда он был готов рвать и метать, а то и пустить в ход даже кулаки.

Хотя причина-то вроде бы самая рядовая:

В классе авторитет Билла Смитчела сильно покачнулся после драки на уроке с Альбертом Коленом.

Ребята так и не могли простить толстяку, что в результате его грязной выходки славный парнишка исчез из школы.

— Теперь-то ясно почти всем, что лишь вначале казался благим тот поступок.

Как же:

— Мол, самоотверженный Смитчел ловко и навсегда выкурил из класса носителя страшной болезни.

Парадный фасад офиса крупнейший в городе, да и пожалуй, во всем штате транснациональной корпорации «Грузовые перевозки Грасса», безусловно, стал в последнее время главным и самым ярким украшением центрального проспекта Кривпорта.

Одна только неоновая реклама своими шикарными вывесками занимала несколько этажей роскошного небоскреба, что хрусталем зеркальных стекол сиял на солнце:

— Совсем как умело ограненный алмаз.

И буквально «стократно», как настоящий бриллиант, отражали лучи света от полированных плоскостей широченных окон, что со вкусом обрамлены в оправу из нержавеющей стали.

Поодаль, как корабли сопровождения к своему флагману, жмутся к небоскребу конторы других фирм, банков и прочих учреждений, калибром меньше.

Память настойчивого посетителя хранила многое такого:

— Что ему теперь не только гнев мафии, но и расторопность полиции были, как слону — дробина.

…Видно, не в добрый для себя час, вышла однажды из родовой асьенды дона Луиса, затерянной в дебрях гилеи — густого высокогорного леса, кавалькада всадников, возглавляемых кабальеро Мануэлем Гриланом.

Но в самом начале затеи, ничто не предвещало беды.

Люди, следуя по уже проторенной тропе, довольно ходко продвигались к цели своего путешествия, расположенной у подножья вулканической кальдеры Магдалена.

— Ну что, когда там будем на месте? Глянь-ка на часы! — улыбающееся лицо Бьенола так и лучилось радостью за Алика. — Там, в аэропорту, нас с тобой, малыш, обязательно встретят все вместе и мои друзья, твоя мама, и твой папа!

Добряк прямо сам расцвел от столь замечательной перспективы:

— Ох и заживем мы тогда сообща. Ни на час не будем разлучаться.

— Заживем! Еще как заживем! — в ответ тоже засмеялся счастливый Алик. — Ну а приземлимся совсем скоро, так немного осталось до конца полета…

Он поднял руку, глянул на замечательные часы, подаренные ему в гилее Фрэнком Оверли.

Финансист мистер Грасс был очень недоволен, состоявшейся только что, очной встречей, с раненым Аликом Коленом.

— Какой-то вид у нашего парнишки дохловатый, — критически оценил он внешность юного пациента своих врачей. — Не дай Бог не оклемается!

Дон Луис обвёл, своим тяжёлым, не обещавшим, ничего хорошего, взглядом, сопровождавший его, консилиум специалистов:

— Тогда я со всех вас взыщу без жалости и ссылок на не излечимый случай из врачебной практики.

Так и было в действительности.

Из своей парижской поездки пенсионер Фрэнк Оверли вернулся просто другим человеком.

Его не узнавали в лицо, ни свои прежние знакомые, ни бывшие сослуживцы.

— И в прямом, и в переносном смысле! — что ему даже нравилось.

Правда, профессор Жан Луи Колен предвидел все возможные недоразумения, связанные с изменением внешности человека после пластической операции.

Потому специально вызванный нотариус официально подтвердил историю болезни и ход лечения в клинике лицевой пластической хирургии отставного инспектора Центрального Федерального Бюро по борьбе с наркотиками Фрэнка Оверли.

Условия работы оказались самыми простыми:

— Круглосуточное дежурство у пациента! — разглядывая Бена Смита, совершенно монотонно, диктовал доктор Лерих инструкцию для нового своего сотрудника. — Жить станете в соседней палате, куда проведена система извещения о вызове.

Для убеждения в заманчивости условий подобного добровольного заточения, привел и главную приманку:

— Оплата сверхурочных работ у нас осуществляется в пятикратном размере.

Подошли кандидату в санитары и остальные условия предстоящей работы, озвученные работодателем:

— Да, Мануэль, на этот раз ты оказался прав, добрались-таки до нас полицейские ищейки! — заявил дон Луис.

С несвойственной ему хладнокровностью, хотя разговор зашел об органах правопорядка, раскурил он от золотой настольной зажигалки сигару — скрученную по специальному заказу из отборных листьев табака.

Проследив за тем, в какой причудливый узор сплелись клубы выпущенного под потолок дыма, мистер Грасс милостиво продолжал их с помощником разговор.

— Ты получишь даже больше того, на что рассчитывал, когда операция успешно завершится, — услышал от него кабальеро. — Ну а пока — прокрути еще раз эту запись.

Портативный магнитофон, после серии переключений, вновь задребезжал динамиком, воспроизводя голоса Френка Оверли и Алика Колена во время их первой встречи в клинике доктора Лериха.