— Пятьсот шестьдесят семь тысяч триста восемьдесят четыре доллара двадцать два цента!

Чтобы перекрыть стоявший на чердаке шум, он прочитал эту сумму громким голосом, глядя в лежавшую перед ним бумагу. Доносившийся из окна шум автомобилей и унылые стенания ветра сливались в неумолчный монотонный гул, характерный для побережья зимнего Лонг-Айленда.

Умер отец, и на душе у сорокалетнего Тома Клейтона было тоскливо. В голову пришла мысль, что они с отцом слишком мало общались в последнее время, но Том, дабы не усугублять свое мрачное состояние, поторопился ее отогнать. Все произошло неожиданно. Отец, казалось бы, отлично себя чувствовал и с энтузиазмом обсуждал перспективы выхода на пенсию после исполненной праведных трудов жизни, и вдруг он был найден мертвым в своих апартаментах при Колумбийском университете в прошлый вторник, в семь часов вечера.

Церебральная эмболия, сказали врачи.

Часы показывали два ночи, когда Тому в Лондон с печальным известием позвонил декан факультета, где преподавал Майкл Клейтон. А меньше чем через неделю завершились все хлопоты, связанные со смертью отца, и его похоронили. Кэролайн и дети вернулись домой, а Том остался, чтобы, по его словам, «привести в порядок дела», но на самом деле хотел побыть несколько дней наедине со своими мыслями. Похороны, проходившие на загородном кладбище, посетило довольно много народу: значительная часть родственников, включая дальних кузенов отца из Бостона и родичей его матери из Огайо, студенты и преподаватели Колумбийского университета, бывшие коллеги Майкла Клейтона с прежнего места работы в Кембридже и несколько незнакомцев, одетых в костюмы от Армани и приехавших в роскошных лимузинах. На похоронах также присутствовала младшая сестра Тома, Тесса, чья семья стала для него отныне самой близкой и родной в Америке. Тесса приехала с Манхэттена с мужем и детьми вся в слезах и находилась в сильной депрессии, так как у нее с отцом сложились исключительно близкие и доверительные отношения. Том догадывался, что боль утраты будет преследовать сестру даже дольше, чем его самого.

Энрике Шпеер доехал в наемном автомобиле из Медельина до Боготы, где сел на самолет, доставивший его в Коста-Рику. Приземлившись в Сан-Хосе, он вышел из здания аэропорта, пересек подъездную дорожку и забрал с парковки свой «лендровер».

Шпеер любил Коста-Рику — страну вечной весны, где он родился. Его отец, младший офицер гестапо, бежал в Центральную Америку в 1945 году. Приехав сюда в одном костюме и с десятью золотыми слитками в единственном чемодане, он, что называется, начал жизнь сначала. Женился на местной девушке, построил лесопилку и преуспел до такой степени, что смог отправить своего сына на учебу в юридический институт в Мехико, а позже купить ему юридическую практику в Сан-Хосе. После смерти Гюнтер Шпеер оставил сыну дом, процветающий бизнес и ящик с документами: выцветшими до коричневого оттенка фотографиями, запечатлевшими баварских крестьян на лоне природы, и пространные записи, в которых простым языком описывалась жизнь в Германии в тридцатых-сороковых годах, содержались оправдания, касавшиеся его службы фюреру, и гневные тирады, обличавшие американцев. Отец Энрике обвинял их в подлом предательстве, заключавшемся в том, что они, объединившись с коммунистическими сталинскими ордами, похоронили надежды немцев на возрождение арийской расы. В ящике также хранилось его подлинное свидетельство о рождении, удостоверявшее, что Гюнтер Иоханнес Шпеер появился на свет в деревушке Вильсхофен, Нижняя Бавария, 23 декабря 1913 года.

Много лет спустя, когда окончательно осели пыль и прах Второй мировой войны и умершие нацисты не представляли большого интереса для широкой публики, это свидетельство о рождении сослужило адвокату Энрике бесценную службу, позволив получить германское гражданство, а вместе с ним и второй паспорт, на имя Генриха Шпеера. Во время визита в Германию Генрих приобрел в Мюнхене небольшие апартаменты и, воспользовавшись этим адресом, подал документы на американскую визу, каковую ему в скором времени и выдали. Надо сказать, что виза была бессрочная, ибо в наши дни во взаимоотношениях между США и Германией превалирует именно такая практика.

Через неделю после путешествия в Медельин Энрике, набив дорожную сумку зимними вещами, вылетел на Нидерландские Антильские острова уже в качестве гражданина Германии Генриха Шпеера. Чиновник на таможне бросил в его германский паспорт короткий взгляд и пропустил к выходу, не задав ни единого вопроса: в Арубе привыкли к визитам европейских адвокатов, частенько посещавших этот налоговый рай в Вест-Индии.