Нэнси Голдстоун — известный американский историк, специалист по европейскому Средневековью. Ее книги удостоены целого ряда престижных профессиональных премий.
XIII век. Эпоха расцвета рыцарства и Крестовых походов Людовика Святого, борьбы феодалов с монархами и изощренных интриг папского двора. Эпоха четырех красавиц, ставших самыми знаменитыми женщинами своего времени. Маргарита, Элеонора, Санча и Беатрис. Дочери графа Прованского, вышедшие замуж за блестящих европейских монархов, но не пожелавшие вечно оставаться в тени венценосных супругов. Королева Франции, королева Англии, королева Германии и королева Сицилии. Они правили наравне с мужьями — а зачастую и оттесняли их на задний план. Они рисковали и воевали, заключали опасные политические союзы и одинаково свободно чувствовали себя на поэтических турнирах трубадуров и за столом переговоров. Эти легендарные женщины и их время оживают на страницах увлекательной книги Нэнси Голдстоун!
Это исследование читается как великолепный исторический роман!
Аманда Формен
Незабываемое, полное изящных деталей историческое полотно!
«Entertainment Weekly»
От переводчика
Достаточно прочесть несколько страниц этой книги в оригинале, чтобы понять, что ее писал американский автор. Это намеренно упрощенный стиль изложения с обилием чисто разговорных выражений, поверхностное отношение к вопросам культуры и повышенное внимание к экономике и финансам, небрежность в подробностях, доходящая порой до откровенных анахронизмов. Для большей наглядности автор предпочитает обозначать средневековые реалии более-менее сходными современными аналогами: surcoat («сюрко») = coat, dress; seneschal («сенешаль») = manager и др. Либо же, не вдаваясь в анализ исторических понятий, то и дело поясняет их при помощи терминов современной политической системы или экономики: «консультант», «дипломат», «фирма-посредник», «премьер-министр» и т. п.
С далекого континента Европа кажется автору столь маленькой, что он постоянно повторяет «во всей Европе», «вся Европа» — имея в виду только те страны, которые мы называем «Западной Европой». Представители средневекового рыцарства в его изображении порою ничем не отличаются от современного «middle class». Словом, во всем сквозит снисходительность представителя самой демократической страны мира к забавной замшелой Европе…
И тем не менее книга заслуживает внимания читателей. Прежде всего потому, что хорошо известные любителям истории темы (конфликт Севера и Юга Франции, мятежи в Англии, последние крестовые походы) освещены в ней с необычной точки зрения; тщательно прослежены в масштабах Западной Европы столкновения личных и политических интересов того периода, который в значительной степени определил развитие событий на несколько последующих веков. Интересно подчеркнуты контрасты между обстановкой в разных странах. Своеобразно и психологически убедительно обрисованы характеры действующих лиц — в этом отношении «американизм» позволяет автору разглядывать черты знаменитых людей без излишнего пиетета и без влияния традиционных стереотипов (в результате особенно необычно выглядят короли Людовик IX Святой и Генрих III). Бурные события эпохи изложены увлекательно, как роман — но при этом свои описания автор основывает исключительно на исторических фактах.
Перечисленные недостатки текста было нетрудно устранить, снабдив его уточнениями и комментариями, что мы и сделали. Мы исправили замеченные нами ошибки автора и постарались дать справки по малоизвестным персоналиям и географическим названиям, которые автор не счел нужным разъяснить. Мы также попытались дать привязку к событиям более ранней и дальнейшей истории Франции и Европы, чтобы придать тексту большую глубину. Максимальное количество неточностей и передержек почему-то относится к вопросам отношений между Провансом и Лангедоком. Поправок здесь могло оказаться столько, что мы сочли за лучшее вынести историю взаимоотношений Раймонда-Беренгера V и Раймонда VII (а также Прованса и Тулузы) в отдельное приложение — «Два графа».
Несколько слов о переводе имен. Имена европейских владык по-русски традиционно передаются в особой форме: человек по имени Charles будет зваться Шарль (если он француз), Чарльз (если он англичанин), но Карл — если он король (или принц) Англии или Франции. Аналогично передается имя Henry: Генри — английское, Анри — французское, Генрих — королевское, для John — Джон, Жан, Иоанн. Когда подключаются еще и немецкие персонажи, оказывается, что William — это Уильям по-английски, Гильом по-французски, Вильгельм — по-немецки. Те же закономерности касаются и имен римских пап.
Предисловие
Париж, Рождественские торжества при дворе, 1254 год. Под пение труб и колокольный звон блестящая процессия продвигалась по улицам французской столицы.
Ее возглавлял не один монарх, а целых два — Людовик IX, король Франции, и Генрих III, король Англии — со своими супругами Маргаритой и Элеонорой. Все ехали верхом; поблескивали золотом шпоры и уздечки, плащи дам были подбиты горностаем. Сразу за ними ехала Санча, графиня Корнуэлльская, жена графа Ричарда, пожалуй, богатейшего человека в Европе, а далее следовали Карл Анжуйский, правитель Прованса, самый могущественный и честолюбивый вассал Людовика, и его жена Беатрис. За ними стройными рядами двигалась тысяча рыцарей, по большей части из свиты графини Корнуэлльской; средневековый хронист с почтением отметил, что рыцари «ехали на наилучших лошадях, с красивой упряжью, богато разодетые, так что французы не могли не восхищаться ими». В самом конце процессии тянулись повозки с багажом, на них громоздились сундуки с тонкими шелками и украшениями из золота и серебра, предназначенными к раздаче в качестве рождественских подарков на пиру, которым на следующий день должен был завершиться праздник.
Горожане Парижа, так же разряженные в пух и прах, толпились на улицах, оттесняя друг друга, чтобы взглянуть на знаменитостей, поскольку «новизна этого шествия вызывала великое удивление». Даже суровые клирики Парижского университета, самого знаменитого учебного заведения XIII столетия, поддались любопытству, оставив свои диспуты об Аристотеле и Петре Ломбардском
[1]
, чтобы, подобно простым зевакам, полюбоваться столь многочисленным собранием знати. Профессора истратили часть своего заработка на покупку свечей, праздничных одежд и цветущих ветвей, которыми они размахивали, приветствуя Людовика IX и его гостей; голоса студентов, распевающих рождественские гимны, и звон их лютен сливались с гомоном веселящегося народа, заполнившего улицы.
Кавалькада остановилась у Старого Тампля, массивного, окруженного стенами замка на окраине города — только там можно было разместить такое количество приезжих, «пожалуй, целую армию», как заметил хронист. Король Англии, растроганный восторженным приемом, велел объявить, что завтра будет угощать не только избранное общество приглашенных дворян, но и всех бедняков Парижа. Бедняки решили поймать короля на слове, и наутро у его дверей яблоку негде было упасть. Но никого не прогнали; всем желающим были выданы жареное мясо и рыба, а вино, по общему мнению, было превосходным.
И наконец, в огромном зале Тампля состоялся королевский банкет. Ради такого случая пол покрыли свежими камышовыми циновками, на стенах развесили гербы и эмблемы виднейших семейств Европы, подчеркнув международную значимость события — ведь, кроме венценосных особ, здесь собралось двадцать пять герцогов, восемнадцать графинь, двенадцать епископов и бесчисленное количество рыцарей из высшей аристократии: «Особы высокочтимые и уважаемые, в мире не сыскалось бы не только превосходящих их, но даже равных». Денег не жалели. Гости лакомились рыбой и дичью, жареным мясом и всевозможными деликатесами; вино текло рекой.
Глава I. Поющая земля
Границы Прованса определены самой природой: с запада — течением Роны, с северо-востока — высокими горами Савойи, с юга — сине-зелеными водами Средиземного моря. Край этот, с его виноградниками, мягким климатом, обилием солнца и цветов, воплощал средневековый идеал изысканного сада. Кажется вполне логичным, что история четырех сестер, которым предстояло стать наиболее желанными женщинами XIII столетия, начиналась в таких восхитительных декорациях.
Салимбене де Адам, монах-францисканец, живший в резиденции архиепископа в городе Экс-ан-Прованс, называл эту землю «весьма благоприятным для здоровья местом, где изобилует зерно». Главные города, Авиньон и Арль, располагались на берегу Роны. Они обслуживали торговцев и путешественников, которые плыли на юг, поскольку эта река была самым удобным путем в Марсель — порт, в свою очередь служивший отправным пунктом для желающих попасть в богатые и экзотические порты Сицилии, Кипра и Константинополя.
Как и вся остальная Европа, графство Прованс (под управлением графа, как герцогство управлялось герцогом, а королевство — королем) было слабо заселено и жило сельским хозяйством. Огромные пространства все еще пустовали, лишь кое-где стояли хутора или замки. Одной из важнейших крепостей графства был Тараскон. Высокая, надежная, с тяжелыми каменными башнями, она господствовала над окружающим пейзажем. Узкие и высокие окна цитадели, как темные недоверчивые глаза, напоминали, что в Средние века даже сад нуждался в защите.
Естественная красота провансальского пейзажа производила столь сильное впечатление, что вдохновляла голос средневековой культуры — трубадуров, странствующих поэтов, которые сочиняли и слова, и музыку, а затем исполняли их перед аристократической публикой. Трубадуры в Провансе были настолько многочисленны и настолько характерны для менталитета и эстетики его жителей, что в Европе графство прозвали «Поющей землей», а хронисты уверяли, будто сам Карл Великий когда-то завещал Прованс поэтам.
Маргарита, Элеонора, Санча и Беатрис, дочери графа и графини Прованских, выросли в трубадурской атмосфере. Эта атмосфера не только играла значительную роль в их воспитании — она была частью фамильной традиции. Их отец, Раймонд-Беренгер V, был потомком целого ряда поэтов. Его дед, Альфонс II, король Арагона, было высоко чтимым трубадуром, чьи стихи хвалил Пейре Видаль, величайший поэт его времени. Раймонд-Беренгер V унаследовал от деда талант и страсть к литературе и поддерживал реноме трубадура. Он писал стихи, его замок всегда был открыт для поэтов и менестрелей, его двор считался средоточием культуры.
Глава II. Белая королева
Всякий, кто утверждает, что женщины в Средние века не правили и не обладали реальной властью не знаком с историей Бланки Кастильской, королевы Франции
[17]
, вдовы Людовика VIII. На протяжении четверти века «Белая Королева» занимала ведущее место во французской политике. В тот век, когда орудием государственных мужей было острие меча, а главным аргументом дипломатии — осадная машина, Бланка была находчива и сдержанна. Она создавала союзы там, где другие возводили барьеры, она приносила мир странам, прежде не знавшим ничего, кроме войны. Она преодолевала катастрофы, предательство, предрассудки; осаживала врагов и содержала такую сеть шпионов, какой позавидовало бы любое современное разведывательное ведомство. Когда она умерла в 1252 году, границы Франции почти достигли современных пределов, было заложено основание для рождения великой нации. Англия же, напротив, корчилась в муках гражданской войны.
Ее супруг, Людовик VIII, похоже, вполне оценил политическую хватку своей жены, поскольку, умирая, оставил управление Францией не доверенным советникам, но четко и конкретно указал на свою вдову. Она стала не регентшей — регентов назначают править на определенный период времени — но полноправной правительницей до момента, когда ее сын, Людовик IX, достиг совершеннолетия. В Средние века разница между регентом и правителем была тонкой, но многозначительной. Регент, то есть назначенный на должность чиновник, не мог претендовать на тот же моральный, политический или социальный авторитет, какой был у правителя. Бланка была коронована как королева Франции тремя годами ранее, когда ее супруг стал королем, согласно установленному церемониалу, который проводил архиепископ Реймский. Это означало, что Церковь официально признает ее принадлежность к королевскому роду. От этой инвеституры и проистекала законность правления Бланки.
И все же смерть государя часто воспринималась честолюбивыми вельможами как случай попытать счастья и выдвинуться наверх. Женщина у руля считалась слабой фигурой. Угроза мятежа была вполне реальной.
Бланка сразу сделала ход, позволивший ей определить и изолировать своих врагов. Не прошло и трех недель со дня смерти супруга, как она уже приготовила все для коронации двенадцатилетнего Людовика в Реймсском соборе. Хотя, разумеется, все понимали, что Людовик слишком мал, чтобы реально править, коронация должна была показать народу решимость Бланки сохранить законную линию наследования, тем самым добавляя прочности и ее собственному положению. Несмотря на спешность подготовки, церемония была рассчитана, чтобы произвести впечатление, подобно театральному спектаклю. Светловолосый, худенький мальчик Людовик должен был вступить в церковь верхом на рослом жеребце, в традиционных золотых шпорах. Его коронационное одеяние были из пурпурного шелка, сплошь вышитого геральдическими лилиями, символом Франции. Корона и скипетр были золотые. Триста рыцарей с обнаженными мечами эскортировали сосуд со священным елеем (для помазания нового монарха) от места его обычного хранения в аббатстве Сен-Реми до Реймса. Старый архиепископ Реймсский, которому принадлежало право совершать этот обряд, незадолго до того умер, и вместо него был приглашен епископ Суассонский. Графу Булонскому поручили нести меч Карла Великого и подвести юного короля к алтарю, где он должен был опуститься на колени под звуки
Но кто будут эти бароны? Бланка была предана сыну — но не только поэтому так поторопилась с коронацией. Обряд должен был пробудить верность и доверие в людях, обеспечить Людовику заступничество бога и благословение Церкви, но он также послужил лакмусовой бумажкой для проверки на лояльность. Бланка знала, что может доверять тем, кто явился на коронацию, преклонил колени у ног Людовика и вложил свои руки между его ладонями. Но если кто-то затевает заговор, то не приедет под благовидными предлогами. Потому королева разослала приглашения всем держателям фьефов во Франции и стала ждать, кто из баронов откликнется, а кто нет.
