«Если на воле человеческие мечты и фантазии всё-таки ограничиваются возможностями, способностями и реальными потребностями человека, то в лагере эти фантазии безграничны. У зэка есть прочная опора, на которой держится его самомнение и самоуверенность. Это его несвобода…»
«Я встречал не много людей на свете, рассказам которых верил до конца. Обычно человек, если и не врёт, то рассказывает о своей точке зрения, или интерпретированную историю, в которую он искренне верит сам. Но есть люди, которым веришь, что бы они ни рассказывали. И не только оттого, что тебе кажется: они не умеют врать и преувеличивать, но главное – ты убеждён в том, что рассказчик способен сделать то, о чём говорит. И даже больше…»
Верёвочка
Семён Маркович Соколовский проснулся чуть раньше удара рельсы, сунул босые ноги в валенки, накинул на плечи телогрейку, оторвал от листа газеты четверть с двумя чёрными рамками некрологов и, уже по пути захватив шапку, выбежал из барака. Шаркая валенками по утоптанному снегу, он бегом направился к уборной.
Уборная была большая и длинная, сбитая из необрезных досок и побелена известью.
Она стояла метров за пятьдесят от барака и продувалась со всех сторон. От утреннего холодного ветра постройка гудела и скрипела. А её настил от хождения полусонных зэков угрожающе потрескивал. Находиться в ней больше требуемого организмом времени не было никакой физической возможности.
Покинув уборную, Семён Маркович также бегом вернулся в барак, умылся под краном в холодном умывальнике, побрился механической бритвой, и отправился вместе с бригадой в столовую.
Из тридцати членов бригады на завтрак пришло только одиннадцать человек, и пришедшие могли вдоволь поесть негустой перловой каши и запить её горячим кофейным напитком.
