Холодный ветер упруго рвал трехцветный флаг с коронованным золотым орлом. В такую погоду хотелось сидеть дома, а не тащиться на рабочее место. Даже если ты Президент великой России.

Охранник, таскавший в кармане черного пальто тяжелый пистолет с разрывными пулями, приоткрыл осевшую скрипевшую дверь. И президент, словно невзрачный зверек, скрывавшийся от холода и ветра, шмыгнул вглубь теплых кремлевских апартаментов.

Несколько переходов, пара лестниц и перед главой государства оказались двери его кабинета.

— Господин Президент, — секретарь протянул Президенту папку с государственной символикой России, — все уже собрались. И они уже ждут.

— Подождут, — глухо отозвался не любивший опаздывать Президент, — я просмотрю документы в кабинете и потом выйду. Предупреди министров.

Пневмоавтобус неслышно парил в пластиковом канале. Пассажиры привычно, как в старом подземном метро входили и выходили на посадочных площадках, торопливо меняя полярность комбинезонов и курток. Если кто-то забывал изменить автобусный код на уличный спокойный охранник у двери сам делал с помощью дистанционного пульта.

Так начинался обычный рабочий день. А среди всей этой рабочей массы катился по воздушному тоннелю и Василий Акушкин. Он сумрачно смотрел на окружавший его люд и ждал остановки. Проспать ее он не боялся. Это в старом, насквозь замершем метро пассажиры не успевали выскочить на своих станциях. Сейчас все стало проще и лучше, специальные датчики на одежде подавали тихий сигнал, когда автобус приходил к своей площадке. А если кто-то и тогда опаздывал выйти, несильный удар тока вышвыривал зеваку на необходимую ему площадку. Так было справедливо.

Вот и Акушкин мило подремывал, проносясь над промерзшей столицей России.

В своем детстве Акушкин хотел быть электронным художником, или как их называли в прошлом, дизайнером. Однако мечта его не сбылась. В последнем четвертом классе Вася прошел короткое тестирование, А потом предстал перед комиссий из директора школы, личного куратора ученика и военкома.

— Акушкин? Ты Акушкин Василий? — строго спросил бледнолицый директор.

Алексей Потапов работал воспитателем. И он любил свою работу. Любил только так как может любить заслуженный человек.

Сам Алексей был из простых людей, его отец тоже был воспитателем, как и дед и прадед. Поэтому для Алексея был один путь в жизни — стать настоящим воспитателем. Кузнецом элементов единой российской семьи. Так он воспитателем и стал.

Воспитательный дом находился на некотором удалении от рабочих кварталов. Это было сделано, чтобы не подорвать правильного боевого духа рабочих и дать возможность перевоспитываться негативным элементам.

— Именно негативным элементам, — сказал когда-то давно генеральный прокурор пост, которого был совмещен с постом Верховного судьи-психиатора, — у нас нет в стране преступников есть негативные элементы. Заблудившиеся по жизни негативные элементы. Их надо перевоспитывать, а не судить. Так.

Что это так знали в стране все, знал и Алексей Потапов. Когда морозы стали круглогодичными и всемирными, Россия была объявлена единой семьей. Все должны были работать или сражаться, а те, кто этого не хотел, тех отправили перевоспитываться. Вот и возникли воспитательные дома. Прекрасный синтез нового и старого, лучшего и будущего, гражданского и общественного.

Ирина Вострикова спала всю ночь плохо. Да и какой сон, если женщине далеко за тридцать, а у нее нет мужчины. Нет семьи. Нет детей. И никогда не будет.

Промаявшись всю ночь, Ирина очнулась под утро и подошла к зеркалу. Накапала себе специальных капель гасивших сексуальное желание и вредные мысли. Говорят, что в прошлом такие капли делали для ископаемых кошек, а теперь их настоятельно прописывали одиноким женщинам. Большинству российских женщин.

Закрыв глаза, Ирина закапала себе капли на нос, поморщилась, громко чихнула.

«С другой стороны, так даже лучше, — подумала она, — лучше, чем выйти замуж за придурка».

Когда-то Ирина была завидной невестой. Официально сватались и к ней несколько раз. Последний раз нареченным женихом был военком их школы. Но у того вместо рук и ног культи и паек по четвертому разряду. Хотя настроен военный был весьма решительно. Спасло Ирину лишь то, что разница в их индексах социальной полезности была в целых два пункта. И она имела право просто отказать. Отказать без объяснения причины. Отказать даже такому заслуженному ветерану. А вот если бы разница была пункт, то могли и поуламывать. А уж если индексы были бы равны, то ее бы и спрашивать никто не стал, просто выдали бы новую идентификационную карту и дали единую с мужем комнату.

Скрежет наполнял все маленькое помещение. Но только здесь и можно было укрыться от жары и пыли. Вернее спрятаться от всего того, чего не хватало наверху в ледяной и безмолвной пустыни под громким названием Россия.

Яркий свет искусственного освещения уже заполнял все уголки помещения, когда механик Седов пыхтя, ввалился в тесную комнатку.

— Уф, — Седов сбросил со лба несколько едких капель пота, — дела.

— Опаздываете, — напарник Седова, бывший капитан планеристов, Артемов уже закончил подготовку проходного щита к работе.

— А куда деваться, — мотнул головой Седов, — проспал.