Яркое арктическое солнце светило с выцветшего от холода неба, дробясь на острых гранях массивных льдин и рассыпаясь бриллиантовыми брызгами. Розовые, зеленые, фиолетовые блики метались по палубе научно-исследовательского судна «Фрея», вставшего на прикол посреди бескрайних льдов.

– Вы уверены, что с ними все хорошо и помощь не нужна? – спросил Стивена Майкл, капитан судна.

Он знал этого человека не один год, давно работал с ним в одной команде, но всякий раз в подобных ситуациях поражался его хладнокровию. Черт его знает, от чего это происходило – от стальной силы воли, привычки держать себя в руках, несмотря ни на что, и не паниковать без толку? Или от глубокого равнодушия ко всему на свете, включая жизнь своих товарищей и подчиненных? Вот и сейчас Стивен – в толстой красно-синей парке с капюшоном, надвинутым так низко, что рассмотреть из-под него можно было лишь тонкий костистый нос и цепкие серые глаза под подернутыми инеем бровями – совершенно неподвижно стоял на палубе и, не мигая, смотрел в чернеющую среди льдин полынью, из которой давно уже должны были показаться дайверы. В то время как он, капитан «Фреи», уже готов был отдать приказ о начале спасательной операции, Стивен просто молча наблюдал за происходящим, ничем не выдавая своего волнения. Если, конечно, он в принципе способен был волноваться. У Майкла, проработавшего со Стивеном семь лет, были причины в этом сомневаться.

Майкл не много знал о прошлом Стивена. Понятно, конечно, что у сорокасемилетнего мужика имелся большой жизненный багаж. Так же совершенно очевидно, что прошлое этого человека было каким-то образом связано с наукой – уж слишком хорошо Стивен знал все про мировой океан, про процессы, происходящие на дне в разных точках земного шара, про то, как правильно проводить погружения, подводные исследования или доставать что-то со дна моря. Но вот почему он, обладая таким багажом знаний, не заседал в каком-нибудь пафосном университете, а занимался этим беспокойным, опасным и не всегда легальным бизнесом, оставалось для Майкла загадкой. Впрочем, Стивен хорошо ему платил, никогда его не подводил, а если нужно было, отмазывал и его, и любого другого члена команды от каких-либо неприятностей с законом, и Майкл был слишком умен и прагматичен, чтобы в подобной ситуации еще на что-то жаловаться. Однако когда дела шли так, как сегодня, Майкл все же не мог отделаться от смутного неприятно-тревожного чувства. Нет, в процессе их работы случалось… всякое, и, когда речь шла о каких-то случайных людях, Майкл с этим мирился. Но когда в опасности оказывались члены команды, а Стивен, не дрогнув ни одним мускулом лица, твердо говорил: «Подождем!», Майклу страшновато становилось рядом с ним. И трудно было не гадать про себя, как бы вел себя Стивен, если бы в опасности оказался, скажем, сам Майкл, его бессменный капитан на протяжении вот уже целых семи лет. Неужели так же хладнокровно наблюдал бы за ситуацией, не делая ни малейшей попытки вмешаться?

Стивен краем глаза покосился на топтавшегося рядом капитана. Тот шумно дышал, выпуская изо рта облачка пара, потирал руки, упакованные в толстые ватные перчатки, и по всем признакам хотел что-то ему сказать, но не решался. Вероятно, про дайверов. Наверное, думал о том, что их нет уже слишком долго, и силился спросить, а не нужно ли отправить под воду еще кого-нибудь для выяснения ситуации и оказания помощи по мере необходимости. Стивен, впрочем, считал, что необходимости в этом пока нет. Прошло еще не так много времени.

Ночью шел дождь, а солнце с самого рассвета принялось шпарить, как заведенное. И вся влага с земли, с насыщенно-зеленых мясистых листьев, с белого, как зубной порошок, песка, испаряясь, словно зависала в жарком морском воздухе. Горячий пар окутывал все тело, кожа была липкой от пота, дышать было трудно. Дмитрий жил и работал здесь, на Соломоновых островах, на крупнейшем острове архипелага – Гуадалканале, уже больше двух лет, но до сих пор не мог понять, полностью ли привык к местному климату. Хотя нельзя сказать, чтобы эти климатические условия были самыми суровыми, в которых ему приходилось когда-либо бывать. Жара и влажность, разумеется, несколько осложняли жизнь, но, сказать по правде, справляться с погодными условиями в тундре или в горах на Алтае было куда сложнее.

Еще труднее, чем с климатом, было свыкнуться с местной природой. Каждый раз, выходя на утреннюю пробежку, Дмитрий не мог избавиться от ощущения, что каким-то образом попал прямиком на разворот туристического буклета, рекламирующего прелести тропического отдыха. Причудливо изогнутая береговая линия уходила далеко к горизонту. Справа лениво катил тяжелые волны Тихий океан. Вода под солнечными лучами была словно раскрашена широкими полосами то синего, то бирюзового, то бледно-голубого цвета. Солнце, отражаясь в ней, щедро рассыпало по волнам золотые и серебряные искры, так что глазам было больно смотреть и приходилось щуриться. Волны медленно катились к берегу, сердито взвивались, оседали кудрявой пеной и, шипя, выплескивались на белоснежный песок.

Слева от пляжа шелестели крупными листьями пальмы – порой высокие, уходящие толстыми, покрытыми серой корой стволами куда-то под облака, порой низкие, приземистые, кончиками листьев подметавшие землю. Среди деревьев виднелись домики местных жителей – все как один построенные на высоких сваях. Цунами здесь боялись как чумы, даже в тех частях Соломоновых островов, которым подобная опасность и вовсе не угрожала. Островерхие крыши с чуть более пологими по бокам скатами, крошечные веранды, на перилах которых сушились яркие рваные тряпки, перевернутые кверху дном деревянные лодки, старые снасти, кучи разноцветного мусора в кустах. Вот такой пейзаж Дмитрий видел каждое утро на протяжении почти двух лет.

Навстречу ему попалась высокая женщина, которая волокла за собой огромный матерчатый мешок – должно быть, шла в центр, на рынок. И Дмитрий в который раз про себя отметил удивительную особенность местных жителей: их кожа была теплого темного оттенка, а курчавые волосы – светлыми, рыжевато-золотистыми. Странный, нигде больше им не виданный, но по-своему привлекательный контраст. За цветистую юбку женщины цеплялся ребенок – шоколадного цвета мальчишка лет пяти, в одних кое-как натянутых выгоревших шортах и с пышным облачком рыжих волос вокруг головы.

– Zap maan, – протяжно произнесла женщина на местном диалекте пиджин, представлявшем собой причудливую смесь официального английского, исковерканного порой до неузнаваемости, и остатков туземных наречий.

Павел еще сегодня днем сказал, отворачиваясь от компьютера и с хрустом разминая спину:

– Граждане ученые, а что, если нам вечером закатиться куда-нибудь в таверну? Посидеть, отдохнуть, мм? А то совсем уже позеленели все от своих изысканий, как будто и не на курорте живем.

И Мария внезапно поняла, что он прав. Она и в самом деле иногда по нескольку дней не вспоминала, что за стенами их лаборатории расстилается прекраснейший греческий остров Санторини, шумят многочисленные пляжи, песчаные и галечные, шепчет что-то сапфирово-синяя ласковая морская вода, сладко пахнут магнолии и хохочут на запутанных узких улочках туристы. Круг ее интересов здесь ограничивался древним таинственным вулканом Тира. Мария, ученый-вулканолог, сотрудник Московского института океанологии, прибыла на Санторини полгода назад, получив грант, обеспечивший ей возможность принять участие в изучении древнего вулкана, некогда уничтожившего Крито-минойскую цивилизацию. Вместе с ней в Грецию отправились ее подчиненные, Павел и Ира. Здесь же они познакомились с другими учеными-вулканологами, съехавшимися для изучения вулкана Тира со всего мира.

Вулканы, которым Мария посвятила всю свою жизнь, казались ей удивительной тайной, о которой до сих пор еще людям удалось узнать так мало. Их существование в какой-то мере можно было назвать колыбелью человеческой цивилизации. Сам воздух, которым дышали люди в наши дни, был продуктом извержения вулканов 3–4 миллиарда лет назад. Древние греки считали, что извержения насылают на землю разгневанные боги. Марии же казалось, что вулканы, возможно, те самые боги и есть. Может быть, не боги, но уж точно одушевленные существа – каждый со своим норовом и особенностями поведения. Одни дремлют столетиями, обманчиво флегматичные и умиротворенные, другие сердито взрываются, сметая все на своем пути. И вспышки их гнева могут изменить весь ход мировой истории.

Нечто подобное случилось и здесь в 1600 году до н. э. Когда гигантский взрыв расколол тогдашний единый остров Тира, иначе Санторини, на четыре части, а вулканическая пена залила все существовавшие на тот момент на острове города, уничтожив их в считаные часы. При скорости 150 км/час и температуре более 600 градусов лава сожгла все на своем пути. Вулкан Тира находится в 130 км от Крита, так что облако вулканического пепла достигло острова менее чем за полчаса. Минойские дворцы охватило адское пламя.