Вася Алексеев

Самойлов Ф.

Имя Васи Алексеева знакомо миллионам людей. Васю вспоминают на пионерских сборах, на комсомольских собраниях и на школьных уроках. И все-таки знают о нем мало, лишь самое общее — путиловский рабочий, революционер, один из основателей комсомола… Но какой это был человек, как работал и боролся, как прожил свою короткую жизнь? Нет многие воспоминания о Васе Алексееве были изданы преимущественно лет тридцать-сорок назад, они давно стали библиографической редкостью, доступной лишь исследователю. Да и они не полны. А надо, чтоб Васю знали! Он заслужил наше уважение и любовь. И сегодня он — герой, чей пример должен стоять перед глазами поколений.

От автора

Имя Васи Алексеева знакомо миллионам людей. Васю вспоминают на пионерских сборах, на комсомольских собраниях и на школьных уроках. И все-таки знают о нем мало, лишь самое общее — путиловский рабочий, революционер, один из основателей комсомола… Но какой это был человек, как работал и боролся, как прожил свою короткую жизнь? Нет многие воспоминания о Васе Алексееве были изданы преимущественно лет тридцать-сорок назад, они давно стали библиографической редкостью, доступной лишь исследователю. Да и они не полны. А надо, чтоб Васю знали! Он заслужил наше уважение и любовь. И сегодня он — герой, чей пример должен стоять перед глазами поколений.

Наверно о Васе будет написана не одна книга. Хочется думать, что его образ воссоздадут в поэзии, живописи, в кино. Лишь последствиями культа личности можно объяснить, что это не было сделано до сих пор. Надо показать Васю Алексеева таким, каким он был. Эту задачу я и ставил перед собой. Работая над книгой, я понимал, что она должна строиться на незыблемых фактах, в ней не может быть места вымыслу. Самое большее, на что имеет право автор, — это представить себе,

как

развивалось то или иное событие,

как

совершен тот или иной поступок.

Я приступил к сбору материалов, когда после смерти Васи Алексеева прошло сорок лет. Товарищей, знавших его, работавших вместе с ним, найти было нелегко. Четыре десятилетия — долгий срок, и какие десятилетия! Васины ровесники сражались на фронтах, а разве стройки пятилеток не были как сражения, не требовали напряжения всех моральных и физических сил? Эти люди прошли через испытания времен культа личности и ленинградскую блокаду… И все-таки начинать надо было с поиска людей.

Первым близким Васе Алексееву человеком, которого мне удалось разыскать, была его младшая сестра Мария Петровна, единственная оставшаяся в живых из этой большой семьи. Она помнила немногое, разница в годах давала себя знать. Всё же я получил кое-какие нити. Потом я встретил Степана Ивановича Афанасьева — старого путиловского большевика. Он был членом Петроградского комитета партии и Нарвского райкома, работал вместе с Васей в подполье в годы первой мировой войны. Он сохранил в памяти живой образ своего друга и очень помог мне своими рассказами. Степан Иванович познакомил меня еще с несколькими Васиными друзьями. О Васе рассказывали П. П. Александров, Е. С. Федорова, В. М. Гилис, П. Н. Степанов, А. Д. Михайлов, А. Ф. Васильева, Ю. А. Евлиовская, С. В. Лишенков, Н. Г. Смолина. Они знали Васю в разное время — кто по ремесленному училищу, кто по заводу, кто по подполью, по Второму обществу «Образование» и по Ушаковской вечерней школе, по Социалистическому Союзу молодежи, по работе в народно-революционном суде и в журнале «Юный пролетарий», то гражданской войне.

Постепенно круг людей, которые могли что-либо рассказать о моем герое, расширялся, поиски приносили свои результаты. Каждому из товарищей, поделившихся тем, что сохранила его память, я очень обязан, каждому признателен за помощь. Разумеется, человеческая память несовершенна, за сорок-пятьдесят лет многое стерлось. Всё же в воспоминаниях Васиных друзей были не только важные факты его жизни, но и подробности, тоже немаловажные, характеристики, живые наблюдения, без которых невозможно воссоздать образ давно ушедшего от нас человека.

Детские годы

Мальчик спал беспокойно. Он метался на постели, вскрикивал, говорил что-то быстро и невнятно. Мать несколько раз вставала к нему, поправляла одеяло. Младшие дети спали тихо, прижавшись друг к другу. Постель была общая — несколько досок, положенных на четыре табуретки. Когда старший поворачивался, табуретки стучали о неровный пол.

— Простыл Васенька, — шептала мать, вглядываясь в лицо мальчика, чуть освещенное мерцающим светом лампадки, — целый день на морозе пробегал…

И тут она разобрала слова, которые он произнес заикаясь, чуть слышно, испуганным голосом, резанувшим ее по сердцу: «Всё в-везут их, в-везут, целые телеги». Он всхлипнул, и мать перекрестилась, повернув к лампадке лицо.

— Береги господь, — быстро проговорила она, гладя мальчика по голове.

Он был ее любимцем, старшенький, он был такой хилый и так ей трудно достался. Троих, родившихся прежде него, она схоронила, когда они еще не научились называть ее мамой. У нее было простое и доброе сердце, в нем хватало ласки и любви для всех детей, но этот — от себя чего уж скрывать — оставался самым ей дорогим.