Было около половины шестого вечера по среднеевропейскому времени, когда Михаил Лeтин ехал вместе с тремя незнакомыми гражданами и одной гражданкой в стареньком разбитом дилижансе, совершающем вечерний пассажирский рейс из пригорода Урюпинска в предгорья Сто Тринадцатого скального массива. Исходя из трехзначного номера массива любой приезжий, будь он даже инопланетным туристом, мог догадаться, что таких массивов было разбросано по донским степям по меньшей мере сотни. А взгромоздились они здесь сравнительно недавно — около столетия назад — как результат модных в прошлом веке экспериментов по преобразованию лика планеты. Опыты по изменению земного ландшафта дали потрясающий результат, но были вскоре заморожены, как искажающие древний облик планеты и портящие ее исторически сложившиеся погодные условия. Но последствия экспериментов — эти самые массивы — так и высились с тех пор скалистыми островами в бескрайнем океане равнин, став их главной и практически единственной достопримечательностью.

Что же касается Михаила Летина, то вернее все-таки будет сказать, что трое граждан и гражданка ехали, а Михаила везли ясным летним вечером из родного Урюпинска посредством старенького дилижанса. Поскольку, как любил говаривать Михайлов американский дед Панас Житомир, тоже любивший иногда у себя в Америке ради разнообразия прокатиться в дилижансе ежели ты едешь в транспорте лицом вперед, то ты таки едешь, а ежели лицом назад — то тогда тебя, стало быть, везут. Так вот: дилижанс вез Михаила, сидящего на первом сиденье именно лицом назад, из Урюпинска в предгорья. И шел дилижанс под Михаилом не тряско, как, по подозрениям все того же Михаила, громыхали когда-то по древним степям Украины дикие дилижансьи предки, а плыл, можно сказать, тихой цивилизованной лодочкой, потому что дорога под его колесами лежала не какая-нибудь грунтово-доисторическая, а вполне прогрессивная — лодбитовая, четырехполосная, упругая и гладенькая, как шелковая лента, но, в отличие от той же ленты, неимоверно устойчивая. За окнами дилижанса по правую руку от Михаила среди бескрайних степных просторов громоздились вдали Сто Восьмой и Сто Девятый скальные массивы. В полуметре за левым окном шел невысокий бордюр в черную и белую полосочки, по ту сторону бордюра пролегала скоростная трасса, предназначенная для более современного наземного транспорта. И совсем уж на горизонте с той же левой Михайловой руки маячили над полями в ряд зубьями гигантской циркулярной пилы четыре гордых пика Сто Пятнадцатого скального массива. Безоблачный небесный океан над дорогой пересекали на разных высотах в разных направлениях и с разными скоростями сразу несколько видов летательных аппаратов: подобно низкому грозовому облаку летела с юга грузовая авиаплатформа, похожая с земли на неприступную летающую крепость; торжественно парили в разных концах неба два дирижабля: черный, элегантный, чем-то смахивающий на пузатый рояль, и легкомысленный зеленый, в веселенький красный горошек; трещал на все небо порхающий в самом зените трехъярусный аэроплан-этажерка, летящий почему-то — наверное, для разнообразия — хвостом вперед; время от времени небосклон прочерчивали стремительными ракетами граждане в индивидуальных силовых креслах, а к западу сносило стайку разноцветных летающих блюдец. Самыми шикарными считались вообще-то в последние времена такие виды воздушного транспорта, как небесные субмарины, а также парусные суда самого разного «воздухоизмещения» и деревянные избы, изготовленные из крупных нетесаных бревен; однако подобная летучая роскошь появлялась над донскими степями нечасто, а начинала пестреть в небесах по мере приближения к столице.

— И он заявляет мне — мне, старейшему члену клуба! — что пять убитых панцирных загрыз — это слишком много на одного охотника! — напористо говорил Михаилу Летину сидящий напротив сухощавый мужчина с маленькими глубоко запавшими глазками и двумя широкими залысинами над выпуклым загорелым лбом. — Он заявляет, что подаст ходатайство о запрещении охоты на Дирлоке с пространственными резаками! Он клянется, что скоро нам, охотникам, не придется брать в руки ничего тяжелее учебного парализатора!

Сосед сжал жилистые кулаки, сопроводив это конвульсивное движение такой нехорошей усмешкой, что Михаил всерьез обеспокоился за судьбу неизвестного защитника панцирных загрыз Дирлока.

— А цветы там есть? — спрашивала между тем хорошенькая пассажирка слева в салатовом платьице-топ у мускулистого блондина в обтягивающей белой тенниске и в цветастых шортах, подсевшего к ней сразу по восшествии в дилижанс. Вопрос соседки, похоже, поверг неотразимого ухажера в некоторое замешательство: перед этим он, кажется, грузил даму своими героическими подвигами в сумасшедшем аду Беблера — одной из самых молодых и нестабильных планет в Галактике.