Представьте, что в ваше сознание стучится кто-то с другого конца Вселенной, чтобы передать весточку. Ваша первая мысль? Ясное дело — «Спятил!» И пошло сознание гулять по уровням с чердака до самого подвала: нырнуло в подсознание и глубины архетипа, одновременно устремляясь в густонаселённые космические дали. Тело только помеха, без него мы куда свободнее.
Свободнее ли? Темница-то не вовне, она внутри каждого из нас. Чтобы быть свободным, нужно видеть дальше собственного носа, а это ох как трудно, когда ты являешься частью системы, её винтиком; а чтобы быть счастливым, говоря словами Станислава Лема, «человеку не нужны космические дали, человеку нужен человек».
Герой романа Вадим Расин проходит сквозь слои пространства и тонкие миры и попадает в Мегафар, внутреннюю Вселенную, населённую сверхразумными и сверхсильными существами. И вот здесь начинаются настоящие приключения…
На краю вселенной погасла звезда. В одно мгновение — словно кто-то её взял и выключил.
— Назад! — крикнул драмин, и дозорные — сущности времени и пространства, охранявшие этот участок, — отступили. С безопасного расстояния они стали наблюдать, как светило покрывается ледяным панцирем. Сущности были потрясены: в последнюю эпоху никому не дозволялось самовольно охлаждать звёзды; на это требовалось согласие Иного Подобия и совета стихий, но ведь любой дурак знает, что Иное Подобие в таких вопросах непреклонен, все попытки поживиться из наружных светил оставлены много эпох назад.
Пытаясь предположить, что произойдёт дальше, пространственные косились на временных. Временные, в свою очередь, силились заглянуть в будущее. Но оно было неясным, как будто кто-то заслонил его.
Внезапно по всей поверхности звезды пробежала сеть трещин. Глыбы льда одна за другой начали проваливаться в глубину, звезда стремительно уменьшалась в размерах, она сжималась до тех пор, пока не превратилась в едва различимую точку.
— Проклятье, — выругался драмин.
Глава 1
Окно открылось со скрипом, и вместе с потоком свежего воздуха в ординаторскую влетела муха. Семеныч поставил на подоконник чашечку кофе, бряцнула ложечка.
— А вот объясните-ка мне, братья молодые коллеги, что такое, по-вашему, есть опыт.
Вадим Расин устало оторвал взгляд от истории болезни. Посмотрев на сутулую спину Семеныча, на торчащую во все стороны серебристую шевелюру аля-Олег-Попов, снова уткнулся в серые листы.
— Вот что, уважаемые братья молодые колеги, — назидательным тоном продолжал Семеныч. — Положим, есть у нас некая способность опознавать среду. Именно опознавать, коллеги, подчеркиваю: не познавать, а о-познавать. И что же она собой представляет, эта загадочная способность? Задумывались ли вы когда-нибудь? — Старик шумно отпил из чашечки, почмокал языком и, выдержав многозначительную паузу, заключил: — Вот это, коллеги, и есть наш с вами драгоценный опыт.
Фраза зависла в тишине ординаторской. Понять, что имел в виду Семеныч, не представлялось возможным, да и смысла не имело, потому Расин вновь заскрипел ручкой. Послышалось мерное постукивание: это Серега-интерн, молодой рыжеволосый детина, перебирал в руке можжевеловые четки.
