Опальный генерал свидетельствует. Канцелярия предательства

Стерлигов Александр Николаевич

Я взялся за перо в смутное для России время, чтобы понять самого себя и быть полезным Отечеству. Сейчас это не высокие слова, а реальная необходимость, обязанность не только политика, но всякого гражданина, кому еще не безразлична судьба нашей Родины. Именно с этой позиции полезно разобраться во всем, что происходит в России, в ее правительстве, в государственных службах, в среде политиков — одним словом, во всем, что мне довелось увидеть и прочувствовать за последние годы.

Захватившие власть над Россией новоявленные борцы за интересы «цивилизованного запада» пользуются старыми и проверенными еще в двадцатых годах способами — объявить того или иного сотрудника «бывшим» и создать определенное «общественное» мнение. И тут в счет не идут ни опыт, ни деловые качества, ни желание принести пользу. Но сейчас аппаратные борцы, рвущиеся к монополии на выражение мнения русского народа, к монополии на власть столь далеко зашли в своих экспериментах над русской нацией, что я просто вынужден рассказать, почему на самом деле ушел из первого демократического правительства.

БЫЛО И У МЕНЯ ДЕТСТВО

Я взялся за перо в смутное для России время, чтобы понять самого себя и быть полезным Отечеству. Сейчас это не высокие слова, а реальная необходимость, обязанность нс только политика, но всякого гражданина, кому еще не безразлична судьба нашей Родины.

Именно с этой позиции полезно разобраться во всем, что происходит в России, в ее правительстве, в государственных службах, в среде политиков — одним словом, во всем, что мне довелось увидеть и прочувствовать за последние годы.

Едва лишь затихла митинговая борьба на улицах, как немедленно вспыхнула она и стала постепенно нарастать в российском Белом доме. Начались поединки между различными политическими группками за место в коридорах власти, и борьба эта приобретает сейчас, мягко сказать, неприличный характер для нормального общества. Целенаправленность этих действий очевидна сейчас и для слепого. Захватившие власть над Россией новоявленные борцы за интересы «цивилизованного запада» пользуются старыми и проверенными еще в двадцатых годах способами — объявить того или иного сотрудника «бывшим» и создать определенное «общественное» мнение. И тут в счет не идут ни опыт, ни деловые качества, ни желание принести пользу. Естественно, возня эта меня не миновала.

Средства массовой информации стали склонять мое имя, прозрачно намекая на мою «связь с КГБ». Мол-де, по этой причине я уже был вынужден уйти в отставку с поста Управляющего Делами — члена Президиума правительства Силаева. Ярлык «бывшего в КГБ» меня особенно не тревожил, да и цену подобной прессы я знал. Но сейчас аппаратные борцы, рвущиеся к монополии на выражение мнения русского народа, к монополии на власть столь далеко зашли в своих экспериментах над русской нацией, что я просто вынужден рассказать, почему на самом деле ушел из первого демократического правительства.

Действительно, я работал в органах КГБ, что никогда не скрывал и, что, впрочем, было всем известно с давних пор, но при этом судьба моя была несколько необычна для сотрудника органов государственной безопасности. А по сему мне следует заострить на этом внимание, поскольку работа в прошлом имеет не последнее значение, чтобы понять, как формировалось мое мировоззрение и мои сегодняшние взгляды. Хотя ЖИЗНЬ была в общем-то типична для поколения, возросшего в первые послевоенные годы.

КАК ВОРОВАЛИ В МОСКВЕ

Мой путь к идее свободной России прошел через понимание того, что коммунистические догмы в обществе, где, как утверждалось, все делается для блага человека, — это ложь, с помощью которой партийное руководство управляло бесправным народом.

Впервые это понимание пришло, как ни странно, в то время, когда я в числе 150 сотрудников КГБ после семнадцати лет оперативной работы в контрразведке по решению Ю. В. Андропова был направлен в МВД СССР и возглавил в московской милиции управление по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией..

Три года работы в этом управлении на многое открыли глаза. Все-таки служба в контрразведке была несколько изолирована от жизни общества, и человека. Но вплотную столкнувшись с экономикой страны и экономической преступностью, я сделал для себя открытие: то, что якобы делалось «на благо народа», оборачивалось против его интересов. Беззаконие исходило из партийных структур. Именно эти структуры насаждали абсурдные методы работы во всех сферах жизни, и делалось это умышленно. С одной стороны, полуобразованные партийные руководители скрывали тем самым свою ограниченность в вопросах управления и экономики; с другой — беззаконие было иезуитским методом руководства. Например, в тех подразделениях органов МВД, сотрудники которых отправляли людей в лагеря за обвес стоимостью в сорок копеек, устраивались «социалистические соревнования», а тем временем крупные дельцы, незаконно наживавшие сотни тысяч и даже миллионы рублей, оставались на свободе. Тогда наше Управление впервые остановило этот абсурд и бег по порочному кругу, да, как скоро выяснилось, ненадолго. Бывшему секретарю горкома Гришину и министру внутренних дел Федорчуку, как выразителям интересов партийной элиты, не могли понравиться наши разоблачения и уголовные дела, показывавшие, что в «образцовом коммунистическом» городе Москве многие структуры городского хозяйства проворовались и прогнили. Мне пришлось уйти, однако в руководстве Москвы и в МВД оставались люди, по разным причинам не желавшие, чтобы выносился сор из московской «избы».

Вот типичная для того времени ситуация. Звонит инструктор одного из РК КПСС и сообщает, что если я, как начальник Управления БХСС, заинтересован узнать состояние дел в их районе, то могу прийти на заседание бюро, где намерены заслушать недавно назначенного нами начальника районного отдела нашей службы. Новый начальник сразу же овладел ситуацией в районе и взялся за систему треста столовых и ресторанов. Был арестован директор треста, который на следствии показал, что вынужден был систематически расплачиваться за вечеринки и ужины секретаря райкома КПСС и его приятелей в одном из кафе. Понятно, что арест «благодетеля» без ведома секретаря райкома был воспринят последним, как «непонимание интересов района». Я почувствовал неладное, бросил все дела и поехал на бюро. А там происходила обыкновенная рядовая расправа: начальника отдела БХСС обвинили в… развале работы на том основании, что ослаблена борьба с обвесами и обсчетами покупателей, что руководство отдела виновно в резком сокращении числа уголовных дел по этой статье сравнительно с тем же периодом прошлого года. Секретарь райкома, недолго утруждая себя аргументами, определил наказание новому начальнику — строгий выговор.

По логике партийного работника он имел право внедряться абсолютно во все сферы, разумеется, и туда, где должен работать только закон. Он брал на себя полномочия судить буквально обо всем, хотя о многих сторонах жизни имел смутные представления. Мы могли бы направить в его район сотни две оперативных работников, и они бы в считанные дни перекрыли все райкомовские планы по борьбе с обсчетами и обвесами, но в то же время парализовали бы всю торговлю в районе.