Ты держишь в руках книгу, которую не просто читать.

Есть книги, фильмы, спектакли легкие, как воздушные шарики. Перелистнув последнюю страницу, выйдя из кинозала или театра, ты тут же забываешь, о чем шла речь. Вопросы, которые задавались тебе вначале, были как бы с известными ответами. И ответы эти оказывались банальными, как в элементарной задаче: сколько будет дважды два…

Вот почему я предупреждаю тебя: если ты привык к легким задачам, если предпочитаешь книги, после которых не о чем думать, лучше сразу откажись от этого романа.

Венгерский писатель Шандор Шомоди Тот написал сложный роман о сложном человеке, которому четырнадцать лет и которого зовут Жолт Керекеш.

В четырнадцать-то лет? Сложный?

В квартире главврача Ке?рекеша витали тени собак: легавой, боксера, овчарки, сеттера, фокстерьера, — одним словом, собак, о которых мечтали домашние. Самым частым и самым желанным гостем был датский дог, чья могучая стать затмевала собой остальных. Лишь Беа?те хотелось маленькую собачку, и ее вполне бы устроила такса. А из таксы — в этом можно не сомневаться — никогда большой собаки не вырастет. Жена доктора Керекеша, восхищавшаяся собакой-поводырем, мечтала о немецкой овчарке. Жолт — ему минуло недавно тринадцать, — хотя и недоумевал, зачем зрячей семье поводырь, тем не менее энергично поддерживал мачеху. Вообще-то ему хотелось иметь не собаку, а льва или, скажем, гепарда. Даже лучше гепарда. Он где-то читал, что в Англии существует обычай держать в доме прирученных хищников. Но на улице А?рона Га?бора никогда, к сожалению, не встречали детей, которые бы прогуливали гепарда. И, мирясь с обстоятельствами, когда не могло быть и речи о каком-то несчастном доге, так как дог, дескать, слишком много ест, Жолт соглашался на немецкую овчарку. И с овчаркой ведь можно держать в страхе тех, кого хочется держать в страхе.

Эти ребяческие или же легкомысленные мечтания Жолта для доктора Керекеша вовсе не были тайной. Его тоже привлекала идея заиметь в доме собаку. А ожидания, с нею связанные, были, кстати, не менее фантастическими, чем у прочих членов семьи. Правда, вслух своих мыслей он не высказывал. Но по редким, вскользь оброненным репликам можно было догадываться, что на собаку он возлагает определенные надежды. С годами, когда забот с сыном все прибавлялось и прибавлялось и неприятности из-за мальчика росли угрожающе, отец все чаще, почти каждый день, стал помышлять о собаке. Рассуждения его вовсе не были умозрительными, отвлеченными, необычными. Наоборот! Рассуждал он чисто житейски. О том, например, что собаку надо вовремя и ежедневно кормить, и в этом крылось уже будущее спасение. Собака не лазает по деревьям. Значит, и ее хозяин больше времени будет проводить на земле. Собаки, и в особенности щенки, совершенно не выносят пальбы, грохот выстрела приводит их в ужас. Следовательно… Чтоб собака не одичала, не отбилась от рук, ее надо дрессировать. Первое же условие дрессировки — система, строгий, железный режим. Стало быть, у того, кто будет такой режим соблюдать, не останется времени для бесполезных и бесцельных скитаний. В этом месте доктор Керекеш свои мечтания прерывал и, не желая преувеличивать, вносил в них существенную поправку:

Словом, мысли и чаяния доктора Керекеша, связанные с собакой, были столь просты и логичны, что обвинить его в беспочвенном фантазерстве, назвать прожектером было бы, конечно, несправедливо. Факт, однако ж, есть факт: несмотря на то что порода, окрас, голос собаки пока еще в воображении доктора Керекеша не прояснились, собака тем не менее с каждым днем становилась для пего все более умным, надежным, даже замечательным существом, которому предстояло внести в их жизнь известные перемены; разительные, может быть, перемены.

В общем, так: чем больше скандальных историй устраивал Жолт, тем чаще подумывал о собаке его отец. И хотя доктор Керекеш старался не слишком надеяться на собаку, в конце концов собака-мечта превратилась в некоего всесильного чародея.

И все же от этого чародея Керекеш сердито отмахивался. «Несбыточные мечты», — думал он в смущении и — в надежде.