Книга известного литературоведа, профессора Стэнфордского университета Лазаря Флейшмана освещает историю «Треста» — одной из самых прославленных контрразведывательных операций ГПУ (1922–1927) — с новой стороны, в контексте идейных и политических столкновений, происходивших в русском Зарубежье, на страницах русских эмигрантских газет или за кулисами эмигрантской печати. Впервые документально раскрывается степень инфильтрации чекистов во внутреннюю жизнь прессы русской диаспоры. Это позволяет автору выдвинуть новое истолкование ряда эпизодов, вызвавших в свое время сенсацию, — таких, например, как тайная поездка В. В. Шульгина в советскую Россию зимой 1925–1926 гг. или разоблачение советской провокации секретным сотрудником ГПУ Опперпутом в 1927 г. Наряду с широким использованием и детальным объяснением газетных выступлений середины 1920-х годов в книге впервые приведены архивные материалы, относящиеся к работе редакций русских зарубежных газет и к деятельности великого князя Николая Николаевича и генералов П. Н. Врангеля и А. П. Кутепова.
Вступление
Данная работа представляет собой первый том предпринятой серии разысканий по истории журналистики русского Зарубежья межвоенного периода. В отличие от готовящихся следующих монографий, он посвящен не какому-нибудь отдельному региону или органу русской прессы, а одному эпизоду политической жизни 1920-х годов и его преломлению на газетных страницах. Речь идет о том, как деятельность «Треста» — тайной организации, якобы функционировавшей в Советском Союзе, — и, в особенности, прекращение этой деятельности в 1927 году отразились в газетной журналистике русской диаспоры.
Соединение двух таких разнородных явлений — «Трест» и эмигрантская печать — может вызвать законное недоумение. Что общего между тем, что по самой природе своей не должно было бы подлежать разглашению, — подпольное функционирование группы монархистов-заговорщиков или тайная контрразведывательная операция секретных органов Советского государства, — и жизнью ежедневной прессы русского Зарубежья в период ее наиболее интенсивного существования?
Между тем изученный материал свидетельствует о глубокой вовлеченности основных органов русской зарубежной печати в явную и тайную политику эмигрантского общества,
а
также о том, что практически все основные печатные органы Зарубежья, какова бы ни была их политическая окраска, находились под тщательным и повседневным наблюдением советских тайных служб. Было бы ошибкой на этом основании полагать, что каждый из них служил слепым орудием лубянских кукловодов и никакого самостоятельного значения поэтому иметь не может. Напротив, пестрота и разнообразие идеологического самовыражения русского Зарубежья, образующие столь разительный контраст к монотонности советской партийной газетной журналистики той поры, оказывались в сложном, причудливом взаимодействии с закулисными маневрами советской агентуры. Как отметил С. Л. Войцеховский, чекисты-шпионы, не будучи, как правило, в силах плодотворно участвовать в выработке тех или иных политических и идеологических платформ, «поддакивали» с равной степенью энтузиазма каждой из них.
Наша книга не претендует на начертание истории «Треста» как таковой; главным фокусом в ней было отражение происходившего в прессе. Естественно, что по ходу рассмотрения материала отдельные факты — и попутные наблюдения, ими вызванные, — не могли не войти в наше повествование. Несмотря на появление в последнее время ряда исторических, научно-популярных и беллетристических работ, основанных на архивных документах бывшего КГБ и рисующих более разностороннюю и объективную, чем прежде, картину, в ней остается так много лакун, что до полной, всеобъемлющей публикации досье о многом приходится только гадать.
Глава 1
ОППЕРПУТ-СЕЛЯНИНОВ В САВИНКОВСКОМ СТАНЕ
Для того чтобы нащупать объяснение некоторым загадочным аспектам в событиях 1927 года, обозначившим конец «Треста», необходимо обратиться к более раннему эпизоду в биографии Опперпута, связанному с последней попыткой Савинкова организовать мощное антисоветское выступление в 1921 году. После разгрома и эвакуации армии Врангеля из Крыма в ноябре 1920 и провала выступления с польской территории отрядов Савинкова и Булак-Балаховича надежды антисоветских сил были обращены на широкое крестьянское повстанческое движение в советской России. Эдуард Опперпут, выходец из латышской крестьянской семьи, дослужившийся на фронте в Первую мировую войну до чина поручика и мобилизованный, как и многие другие офицеры, в Красную армию после революции, был в конце 1920 года привлечен своими старыми армейскими друзьями к антисоветскому подполью и в январе 1921 года в районе Гомеля, где он состоял на службе, перешел еще не подвергшуюся демаркации польскую границу. Опперпут искал финансовой поддержки и агитационной литературы для созданной им, стремительно растущей подпольной военной организации. Оказавшись на польской территории, он сразу обнаружил, что первоначальное его намерение установить контакт с варшавским отделом Союза Возрождения не имеет смысла, так как никакой сколь-нибудь существенной роли эта организация в Польше — в отличие от советского подполья — не играла
[3]
. Взамен надлежало обратиться к Савинкову, тогда располагавшему серьезной поддержкой официальных польских кругов и поглощенному воссозданием Народного Союза Защиты Родины и Свободы (НСЗРС), призванного сплотить все антибольшевистские повстанческие силы на советской территории, независимо от их партийной программы
[4]
. Члены варшавского комитета Союза Возрождения стали сотрудниками савинковской организации и редакции газеты
Свобода.
В ходе нескольких своих кратких визитов в Варшаву в январе-мае 1921 года Опперпут не только сразу сумел увидеться с Виктором Савинковым, ведавшим разведкой, и с самим руководителем организации Борисом Савинковым, но и возбудил интерес к имевшейся у него информации у представителей польской и французской разведок. Включив созданную им подпольную организацию, поставившую своей задачей подготовку крупномасштабного вооруженного выступления против советских властей, в Народный Союз Защиты Родины и Свободы (в качестве его Западного областного комитета), Опперпут оказался благодаря этому главным уполномоченным савинковской организации на советской территории
Все существовавшие по сие время на территории советской России антисоветские организации не пытались и не могли выйти из узких рамок заговора. Поэтому вовлечь в антисоветскую работу широкие массы народа они не могли. Наша тактика совершенно иная. Мы не строим из Союза тайну, в которую посвящены только избранники. Мы, наоборот, всегда и повсюду, где только представляется возможным, заявляем во всеуслышание о существовании Союза и заявляем, что борьба с советской властью началась и будет вестись до освобождения России от гнета комиссаров и учреждения в ней свободной, правовой и спокойной жизни. Мы не скрываем даже конструкции Союза. Этим мы даем возможность всем живым силам страны принять непосредственное активное участие даже в организационной работе Союза по созданию новых ячеек, отрядов и комитетов Союза. При такой постановке вопроса каждый энергичный, способный гражданин смело может приступить к работе по созданию новых ячеек и организаций Союза, будучи уверен, что при должной энергии и предприимчивости он скоро столкнется с организацией Союза, уже имеющей связь с высшим его органом.
Допуская широкую частную инициативу, не требуя немедленного установления тесной связи с центральными органами Союза, мы достигаем привлечения максимума организаторских сил и делаем удары чрезвычайных комиссий менее для нас чувствительными, ибо существование в одном уезде или губернии двух-трех организаций, не знающих одна про существование другой, становится общим явлением и раскрытие одной из них не влечет образования на данной территории пустого места.
Его же перу, очевидно, принадлежал и другой важный документ организации, в деталях намечавший организационную структуру Союза
О своей деятельности по организации Союза сам Опперпут рассказал в брошюре, написанной в тюрьме осенью 1921 года
