XII век. Киевская Русь и Волжская Булгария, река Вятка и загадочная Бьярмия, Ока и Сура, окрестности Воронежа и еще несуществующий Липецк... Ветлужцы выжили и сплотились вокруг своей Правды. Что дальше? Попытаться ужиться с сильными соседями, подбирая крошки с их стола или начать по крупицам строить Русь от Карпат до Камчатки? И если замахиваться на большее, то что для этого нужно? Закрепиться на Унже и Костроме или направить свои стопы на Вятку и за Урал? Выйти в донские степи или пойти в опасный поход через Волжскую Булгарию? Ветлужцы не исключают ничего, понимая, что Волга соединит все разрозненные клочки воедино, а они... Они станут волжанами!
Пролог
1120 год от рождества Христова, Ветлуга, спустя 2 года после событий.
Тихо скрипнула половица, и чье-то сиплое дыхание за стеной коснулось шершавых бревен, сползая вниз.
— Кхм…
Недоуменное покашливание, донесшееся от грубого дубового стола, освещенного ровным светом керосиновой лампы, прозвучало как сигнал к молчанию.
Белое гусиное перо едва слышно упало на лист бумаги и скользнуло в сторону, оставив за собой прерывистый черный росчерк. Толстая зеленая муха обожглась о горячее стекло, прикрывающее светильник, отпрянула в неказистый железный абажур над ним и скатилась на столешницу, засеменив лапками в сторону далекой, но спасительной тени.
Глава 1
Устье лесной речушки показалось из-за поворота неторопливо, успев притянуть к себе завороженные взгляды большинства находящихся на судне путников.
Заросли черемухи, надоедливо тянущиеся по низменным берегам Пижмы, внезапно сменились невысокими порослями смешанного леса и могучим ельником, спустившим свои извилистые корни почти к самому урезу воды. Однако плотной стене хвойных великанов было суждено простираться недолго. Колючие разлапистые гиганты неожиданно споткнулись об узкую водную преграду, явившуюся из самой глубины таежных дебрей, и всеобщему взору предстала широкая полоса пойменных лугов, отодвинувших деревья далеко в сторону.
Самой речушки было почти не видно, она застыла в набежавшем на ее поверхность тумане, словно в сладкой, тягучей патоке. Ельник заканчивался небольшим обрывом, ступеньками падающим на узкий слой мокрого песка, а дальше тянулась зыбкая белесая дымка, которая накрывала не только зеркало застывшей в умиротворении воды, но и прилегающий заливной луг, теряясь по его границам в редких зарослях прибрежного тальника.
Толстая пелена раскинувшегося тумана лишь изредка перемежалась высокими побегами камыша, прорастающими сквозь нее острыми стреловидными листьями и пучками соцветий. Все остальное было надежно скрыто под ее покрывалом. И лишь там, где она вплотную подходила к берегу Пижмы, клочки полупрозрачной ваты таяли, и под ними угадывалось широкое цветочное разнотравье, источающее запах меда и теплого лета.
Казалось, еще мгновение и в зыбком мареве мелькнет силуэт Вуд-авы, богини воды, живущей в этой сказке и насылающей призрачные видения, чтобы порадовать усталого путника.
