— Спать ложусь и засыпаю, душу Господу вручаю, если я умру во сне, забери меня Господь к Себе. — Детские пальчики расплелись и опустились на грудь, поверх одеяла.

Кевин Нолан поцеловал дочь в лоб, после чего укрыл ее одеялом до подбородка.

— Спокойной ночи, детка.

— Спокойной ночи, папа.

Светильник погас и в комнату проник холодный лунный свет. Книжка, которую он читал дочери перед сном последнюю неделю, превратилась в еле различимый во мраке темный силуэт. А всего несколько секунд назад на ее обложке плескались волны искусно изображенного океана. По мнению Клэр, книга была немного страшновата для четырехлетней девочки, но сама Кэтти впитывала все прочтенное Кевином как губка. За последние шесть вечеров, как только он произносил: "Пора спать", Кэтти начинала капризничать и просила продолжения. Но сегодня, ничего такого не предвиделось. Видимо вся это суета из-за скорого переезда в новый дом каким-то образом от родителей передалась и ей. Вдобавок он прочел ей сегодня на одну страницу больше вечерней нормы. Несомненно, история, повествующаяся в книге, заинтриговала и его самого. Почему-то в детстве он с ней никогда не встречался, а ведь книжка увидела свет еще в начале девятнадцатого столетия. И об авторе он никогда не слышал. Да это и не удивительно, так как из-под его пера вышла всего лишь одна книга и только.

Утром следующего дня, Кевин Нолан, в сером строгом костюме и полосатом галстуке, открыл дверь в свой кабинет, держа в руках картонную коробку. Стены кабинета были прозрачны, от чего он мог без проблем видеть всех людей, которые ходили по зданию банка, решая те или иные проблемы. Закрыв дверь, он подошел к столу, а в голове мелькнула мысли, что сегодня последний день, когда он мог назвать этот кабинет "своим". Он привык к нему за все эти годы, привык к виду из окна на городской парк, привык к положению кресла, на котором он сидел, привык к расположению вещей на своем столе. Привык к тому, что в левом ближнем углу стояла вешалка, а в дальнем — урна, которая была всегда чиста к началу рабочего дня благодаря — зачастую незаметной, но беспритязательной — работе уборщицы. И, конечно же, он привык к рабочему коллективу, с которым он был знаком вот уже пять лет. Уже завтрашним утром все это должно было остаться в прошлом. Он испытывал по этому поводу грусть, но он прекрасно понимал, что жизнь не стоит на месте и с этим надо смириться, иначе можно застрять в прошлом до конца своих дней.

Около скрываемого жалюзи окна стояли стол и мобильное кресло. На столе расположились компьютер, фотография его семьи, брошюры для клиентов и пресс-папье в виде Микки Мауса — подарок его дочери. Справа от стола стоял железный шкаф, в котором хранились ипотечные дела выданные за этот месяц, данные по клиентам, отчеты и другие документы. Другими словами: все, что было нужно для работы эксперту по ипотечным кредитам.

Подойдя к столу, он положил коробку на пол и занял кресло, опустившись на спинку и положив локти на подлокотники. Стул присел под его тяжестью, приняв привычное, а потому и удобное, положение.

Насладиться прощанием с кабинетом в одиночестве ему не позволили. За стеклянной дверью возникла фигура Джорджа Шэлби, который прежде чем войти, постучал в дверь, затем слегка приоткрыл ее и просунул свою голову, заросшую густыми черными кудряшками, и широко улыбнулся, обнажая ровный ряд белых зубов.

— Не помешаю? — спросил он и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет.

На следующий день все большие вещи были загружены в грузовую машину, что принадлежала компании по перевозкам, после чего комнаты стали как никогда просторными, серыми и чужим. На полу оставались лежать только несколько картонных коробок, которые предстояло загрузить в легковую машину марки "тойота", после чего можно было отправляться смело в путь.

— Дом, милый дом, — вздохнула Клэр, опустив голову на плечо мужа, и глядя на пустые стены.

— Надеюсь, он тоже будет без нас, — сказала Кэтти, стоя перед отцом и матерью. Своими словами она заставила родителей улыбнуться.

— Я в этом уверен, Кэтти, — заявил Кевин. — Особенно он будет скучать без тебя.

— А мы сможем навещать его? — спросила девочка, глядя снизу вверх на отца.

При каждом шаге касса Джеймса Дан Гил Фостера звук металлических каблуков разносил по коридору гулкое эхо. Пол замка был покрыт золотыми и серебряными пластинами, в колоны были инкрустированы сотни разноцветных драгоценных камней, а стены были украшены гобеленами и картинами, на которых были изображены все те, которые когда-то жили в замке и правили Андором. На первой картине был изображен Великий Губернатор Андерс Хан Тор Вил Бенуа из ордена Лордов, который правил в этих краях более двухсот лет назад. А на последней был изображен ныне правящий Великий Губернатор Милтон Сан Бир Вил Грей из того же ордена. Именно он превратил и так роскошный дворец в настоящую золотую жилу, от которой у ничтожного класса, случись им каким-то образом попасть в его владения, голова бы пошла кругом.

Все эти красоты Джеймс Дан Гил Фостер давно научился не замечать. Он прекрасно понимал, что со временем можно ко всему привыкнуть, будь то несметные богатства или же лужи крови казненных на Главной Площади. Чтобы меч не бил его по бедру, глава охраны дворца и по совместительству "правая рука" губернатора, придерживал его рукоять ладонью. В левой руке он держал плотный лист желтой бумаги свернутой в трубочку и связанную бечевкой. Край листа был запечатан красным воском, на который был поставлена печать главного провидца Зиамского объединения Артура Клэнси, более известного как "Мэджик Шайн".

Несмотря на заметную хромоту, Джеймс Дан Гил Фостер двигался быстро и уверено по широкому коридору, держа высоко голову и смотря только вперед своим колким взглядом серых глаз. Хромота была практически незаметной, если он шел неторопливо и многие даже забывали о том, что вместо правой ноги у главы охраны дворца был деревянный протез. Многие забывали, но только не сам Фостер. Он лишился конечности более десяти лет назад, но до сих пор не смог свыкнуться с потерей. Несмотря на отсутствия ноги, Фостер по праву считался лучшим воином губернии, способный сразиться с тридцатью противниками и выйти в схватке победителем.

Ранение, приведшее к гангрене, а затем и к ампутации ему нанес ничтожный — почти мальчишка, — который попытался убить его в то время, когда Фостер (тогда еще капитан губернской армии) прибыл в одно из многочисленных селений для сбора налогов. У него уже тогда была репутация жестокого и безжалостного убийцы, но то, как он расправился с ничтожным сельчанином, ужаснула даже его подчиненных, которые с застывшим ужасом на лицах смотрели, как их капитан кромсал тело парня до кровавого месива.

Ему навстречу шли две служанки, которые почти бегом прошли мимо него, смотря в пол, но при этом, не забыв изобразить быстрый книксен, поравнявшись с ним. Фостер же не обратил на них ни малейшего внимания. Они боялись его, так же, как и все прислужники двора. Всеобщий страх перед его персоной льстил Фостеру. Он любил, когда люди прятали от него свои глаза, а их голоса дрожали при ответах на заданные им вопросы. Он знал, что даже звук его каблуков заставлял вздрагивать всех тех, кто его слышал. Его не боялся разве что Милтон Сан Бир Вил Грей, который доверял ему, наверное, даже больше чем самому себе. Губернатор верил, что глава его охраны никто иной, как его верный пес, которому дозволялось принимать трапезу за одним столом с Великим Губернатором, и Фостер ничего не имел против этого убеждения. Он даже прилагал для этого усилия, желая получить полностью доверия Милтона Грея, а заодно и безграничную власть.

Его серые глаза как всегда смотрели исключительно вдаль с легким прищуром, а он сам торопливо шагал по каменной мостовой. Солнце находилось в своем зените, но тепла от этого не становилось больше, так как было только начало месяца Цветения. Вздрогнув невольно плечами, Фостер проходя мимо лавки со спиртными напитками, взял один из глиняных кувшинов с узкой горловиной и пошел дальше. Владелец лавки предпочел не заметить пропажи, ведь жизнь ему была гораздо дороже полулитра рисовой водки.

Глотнув жидкости из кувшина, Фостер скривился от накатившей зубной боли, продолжив путь в сторону ждущей его кареты, которая должна была подвести его к шатру. Военных шатров в губернии было четыре и в каждом проводили большую часть дня по пятьсот солдат и офицеров. Шатры были огромными как в диаметре, так и в высоту, от чего их можно было разглядеть в любой части губернии, только если их не заслоняли, в некоторых ракурсах, губернаторский дворец или же тюремная башня.

Взобравшись в карету, он приказал кучеру держать путь к восточному шатру, в котором служил капитан Малвилл — любимец солдат и ничтожных. Джеймсу же капитан не нравился. Они были полной противоположностью друг друга. Стоило отметить, что и капитан не жаловал главу охраны губернатора.

Малвилл был хорошим командиром и верным подчиненным, а потому был на хорошем счету у Его Высочества Губернатора Сан Бир Вил Грея. Строить против него заговор у Фостера и в мыслях не было. Он не видел в нем настоящего соперника, которого стоило опасаться, а потому любой ценой устранить. Конечно, глава охраны дворца мог отправиться в любой из шатров, расположенных в разных углах губернской стены, но он все же решил отдать предпочтения именно тому, в котором руководил именно капитан Уолтер Малвилл. Разве мог он лишить себя удовольствия и не показать тому, кто на самом деле главный, а если получиться, то и унизить капитана перед его же подчиненными?

Карета осторожно тронулась с места, и Фостер откинул голову на спинку мягкого кресла и прикрыл глаза. Сон пришел к нему практически мгновенно, так как прошлая ночь была слишком короткой и беспокойной.

Милтон Сан Бир Вил Грей и его предшественники из ордена Лордов, были обязаны своим высоким статусом первому губернатору ордена Андерсу Хан Тор Вил Бенуа, чей отец Франс Тор Вил Бенуа занимал в Андоре должность казначея при дворе губернатора Берта Наз Тан Гер Джонса из ордена Грандов. Именно Андерс Хан Тор Вил Бенуа изменил консервативный ход Андора, сменив Грандов на Лордов, которые теперь оставались у власти последние две сотни лет.

Зависть и жажда власти заставили Андерса организовать заговоров против Джонса, главной целью которого было очернение имени губернатора. В далекие годы, объединения Эрис и Зиам вели кровопролитные бои за территории. Андерсу удалось подделать подчерк Джонса (не без помощи магии) и отослать письмо владыке Эриского объединения Генриху Фердинанду Ван Хор Ван Хор Сет Беруну. В письме недвусмысленно сообщалось, что Джонс предлагал союзничество владыке Зиама. Владыка Берун был в ярости, он приказал своим людям немедленно привести к нему губернатора Андора. Как только это произошло, Берун, не желая слышать оправданий, подписал ему смертный приговор через обезглавливание. Приговор был приведен в исполнение на следующий день. Жену и наследников Джонса не казнили, но приговорили к пожизненному заключению в самой строгой тюрьме всего объединения. Андерса Хан Тор Бенуа, в знак благодарности за выдачу "предателя", возвели в губернаторский чин, прибавив в его фамилии приставку — "Вил", и он вместе со своей семьей переехал из своего небедного особняка во дворец. А через пять лет, после правления Андором, Андерс Хан Тор Вил Бенуа получил право создать свой личный орден названный "Орденом Лордов", в который вошли все его родственники.

Милтон Сан Бир Вил Грей и представить себе не мог, что его предок заполучил место во дворце и чин губернатора таким коварным способом. А если бы ему удалось узнать всю правду ордена, часть которого он сам составлял, то уж точно не стал бы кричать об этом во всеуслышание. Он не был интриганом как Андерс Хан Тор Вил Бенуа и далеко не так умен, но одна черта на двоих у них присутствовала — любовь к роскошной жизни и тяга к власти.

Более двухсот лет назад, во времена правления Андерса Хан Тор Вил Бенуа, замок блестел, как и сегодня, от благородных металлов и драгоценных камней. Но около семидесяти лет назад среди Лордов довелось родиться и занять престол Луису Ган Мес Вил Трою, который удосужился влюбиться в служанку при его дворе. Девушка оказалась не промах и принялась вить веревки из губернатора, рассказывая как трудно жить людям ничтожного класса. Все эти рассказы произвели на Троя неизгладимое впечатление. Он прекрасно понимал, что селяне живут не в такой роскоши как губернаторская семья, но даже не мог представить, что дела у них обстояли настолько плохо. О жизни ничтожного класса его раньше оповещали его советники и помощники, но их рассказы в корне отличались от слов его возлюбленной. Тогда он сам решил проехаться по селениям, что только подтвердили слова его дамы сердца. По возвращению во дворец, он буквально пылал от гнева. Он требовал объяснений от своих помощников, приближенных, и даже от родственников, среди которых были его сестры, младшие братья, а также его престарелая мать — ярая противница брака своего сына с ничтожной. Не получив ответов, он распустил всех придворных и принял на освободившиеся посты других людей, среди которых были в основном родственники его бедующей жены. Затем пришел черед реформам, после которых налоги понизились в три раза, земли отданы в аренду за бесценок, а казна почти полностью опустела. Но невесте Троя этого показалось мало, и она предложила губернатору "раздеть" замок, а металлы и камни также раздать бедным. Таким образом, Луис Ган Мес Вил Трой и его избранница стали самыми почитаемыми дворянами среди ничтожного класса (такими они оставались до сих пор) и самыми презираемыми среди высших слоев губернии (коими они оставались до сих пор).