Чистый нос — дорогого стоит. Хотя бы уже потому, что любой, кого обошел стороной простудный насморк, прекрасно может определить качество куриного яйца, даже не поедая его без остатка.

Не нужны особые приборы и приспособления с мудрёной программной начинкой. Достаточно поднести к носу то, из чего только что хотелось сделать омлет: «Хруп!» — разбить скорлупу.

А все для того, чтобы подручными средствами или порадовать себя отличным завтраком, или же навсегда расстаться с мечтой на сытное блюдо из протухшего содержимого.

Но, космическая разведка, к сожалению, в значительной степени отличается от похода под насест и ощупывания там гнезда, еще теплого от пеструшки. Так что здесь ничто не заставит отказаться от первоначального намерения.

К тому же никто и сам не повернет обратно при косвенном признаке тухлости. Да, что там говорить — ни один сам по себе не бросит, не оставит свои прежние намерения и при самом настоящим, без всякого обмана, смраде. Том самом запахе неудачи, что, вот уже не первую неделю, окутывал экипаж «Гектора» — разведывательного судна, посланного с земли в этот затерянный, самим Богом забытый уголок галактики.

Шепотки потянулись по кубрикам.

А потом злые сплетни выплеснулись и на палубу, дошли до самого вахтенного мостика. Наиболее же нелицеприятные разговоры начались после очередной вспышки ярости Бена Брокуна, завершившейся на сей раз тем, что он, надувшись на экипаж, обидчиво и надолго заперся в своей отдельной каюте.

Правда, столь важный атрибут командирской власти имел значение при обычной работе на поверхности планеты. Когда у всех имелось собственное местечко для работы и отдыха.

Но, роль могла перемениться в любой момент, когда предстояло покинуть место базирования разведывательной миссии. Потому, что в шлюпку, выполнявшую до этого роль «кабинета» шефа, должен был перебраться с базовой установки весь экипаж, чтобы стартовать отсюда к своему «Гектору», нависавшему где-то высоко наверху, где неутомимо кружился по орбитальному маршруту.

Впрочем, не бывает правила без исключений. Нашелся обладатель иного мнения. Им был Ланс МакКормик — вахтенный пилот «Гектора», думавший несколько иначе по поводу отсутствия драгоценных ископаемых.

Команда — как команда: — «Готовимся к отлёту!». Самая обычная. Без всякой радости и пожелания успеха.

Но и в таком виде для всех остальных, кроме, разве что, обанкротившегося руководителя провалившейся экспедиции, она оказалась слаще меда с лугов, окружающих их на Констанции.

Ведь не только признание поражения означало это — трудное и непростое решение шефа, но и конец общим скитаниям, близкое уже возвращение на Землю и долгожданное свидание с родными.

Хотя, не раз бывало замечено, что не бывает правил без исключений.

Из всех, начавших радостно готовиться к отлету домой, разве что, самый молодой член экипажа — Ланс МакКормик не выражал такой буйный восторг, какой не скрывали остальные.

Обратный путь всегда кажется короче прежнего.

Уже тем самым, что бесследно съедает тоскливые часы ожидания окончания полета, предчувствие перемен. Возможно, к лучшему. Или, хотя бы — расставания с физиономиями коллег, разглядывание которых не доставляло ничего иного, кроме равнодушия.

Однако сам финиш не потряс ничье воображение. Оказался таким же скучным и безрадостным, как и все то, что осталось на душе у каждого после зря проделанной работы.

…Приземление «Гектора» прошло без фейерверка и праздничной суеты. Лишь медики санитарной службы карантина проявили интерес к экипажу.

— Что ж, неудачник платит за все сам, из собственного кармана. Казенный почет ему не гарантируется, — меланхолично заметил Бен Брокун, успевший за время процедуры возвращения смириться с мыслью о своем банкротстве.

Значительно больше времени, чем он провел на Земле, Ланс за свою жизнь пробыл в космосе. Потому в каждый прилет из очередного космического путешествия удивлялся вовсе не переменам, которых, впрочем, и не было, а капризам землян по соблюдению старых традиций.

Свято стояли они за когда-то выработанный закон. Гласил он о том, что все новшества — появляются на новых планетах, а здесь, в колыбели человечества, все должно быть так, как было и раньше!

И не случайно.

Такую защиту от нашествия прогресса избрали оседлые земляне для сохранности колорита того времени, когда человек впервые преодолел земное тяготение и переступил порог ближней орбиты.

Вот и этот роскошный лимузин, что помчал, уступившего притязаниям водителя, Кормика в отель, ему помнился еще с детства. Уже тогда, совершенно несбыточной в реальной жизни, сказкой казалось ему: — Промчаться с ветерком на таком «Гулливере автотрасс».

Для мастера-пилота высшего класса Сергея Кольцова полет начинается еще на земле. В тот самый миг, когда рвется последняя пуповина — посадочный трап, связывающий их быстрокрылый воздушный лайнер МС-21 с бетонкой аэродрома.

Так и есть — чуть заметным вздрагиванием отвечает машина на отход трапа с голубой птицей «Аэрофлота» на белоснежном ребре пассажирского эскалатора.

— Борт чист, двигатели в режиме, бортовая аппаратура проверена, можно просить взлет, — шутливо подвывая от, всегда находящей на него в такой момент, вполне безобидной, больше смешливой, дурашливости, себя проявил второй пилот Вадим Прокопьев.

Тем самым он ступил на свою привычную профессиональную стезю, когда слово в слово отталдычил, словно пономарь на клиросе, уставную молитву — извечный предвзлетный ритуал каждого экипажа.

— Взлет, так взлет, — щелкнул тумблером автопилота Кольцов. — Пора и нам за работу.

…Прибывших из Москвы пассажиров и команду лайнера, в Цюрихе встретило здание аэровокзала, наполненное эхом, словно горное ущелье близких отсюда Альп.

В этой сумятице беспрерывных объявлений, как о прибывающих рейсах, так и только готовящихся к отлету, можно было легко потерять необходимые ориентиры. Заблудиться в стеклянных лабиринтах помещений, никогда не выйти к тем, кто должен был на месте организовать встречу прилетевшим россиянам.

И все же участь польских клиентов старика Сусанина из далекой родной древности, не очень-то пугала новичков, оказавшихся сейчас в этом международном центре авиационной логистики. Ведь, если за порогом аэропорта, как было видно сквозь сплошное витринное стекло, царили жара и зной, то здесь каждого обеспечила, поистине вселенская, благодать. Самая настоящая весенняя прохлада радовала и настраивала на новые сюрпризы ненавязчивого сервиса.

Мощные кондиционеры старались на славу, наполняя высокие объемы залов прилета умеренно тропическим климатом. Кажется, делали они это только для того, чтобы вновь прибывшие рейсом из Москвы поскорее забыли об уже увиденных и прочувствованных подошвами обуви, раскаленных под жарким солнцем, плитах аэродрома, на которые сошли по суетливым дорожкам эскалаторов пассажирских трапов.

Но тогда, в самые первые минуты пребывания на территории Альпийской республики, даже лютый зной не спас Кольцова от пластилиновой навязчивости неотступных любителей автографов.

Из своего и общего для них, по мировым меркам, совсем уже недавнего прошлого никто не забыл подробностей своего подвига. Да и как, если еще до старта с Земли, о том, как обставлялся с мировой рекламной шумихой предстоявший ещё тогда исторический полет на красную планету.

Действительно, всё тогда происходило вокруг международного проекта, таким образом, будто, казалось, нет на Земле человека, хоть в какой-то мере не причастного к марсианской экспедиции.

Вот и экипаж в окончательном варианте составили, после долгих споров и рассмотрения множества вариантов, крайне придирчивые члены международной комиссии, куда входили представители самых развитых в покорении околоземной орбиты стран, составили после многоэтапного конкурсного отбора.

А в нём, как-никак, принимали участие многие тысячи и тысячи добровольцев из числа людей, непосредственно причастных к космонавтике. К делу, все больше и больше завоевывавшему популярность в обществе.

Ну, а в том, что все четверо в миниатюре представляли этакий своеобразный интернационал, еще накануне полёта, и тем более, после его успешного завершения, даже самые неистовые в своих затеях и предсказаниях, репортеры из средств массовой информации даже усмотрели особенно ценный для всех и самый добрый знак удачи.

В удобных, хотя и не слишком дорогих, апартаментах, забронированных здешним представительством «Аэрофлота» для экипажей лайнеров из Союза, Сергей так и не получил вожделенной передышки.

До самого вечера кто-то из его друзей — Вадим или Лариса то и дело шли встречать тянувшихся сюда знакомых и не очень соотечественников. Да и кое-кто из шведских журналистов, пронюхавших о приезде знаменитости, успел побывать на «голубом огоньке» за чашкой горячего чая.

— Сергей, нам, пожалуй, пора, — вспомнил Вадим, когда уже стемнело и за раскрытым настежь окном ярко вспыхнули огни реклам.

— Или ты забыл о приглашении Ларсгартена? — подхватили Лариса.

— Можно вас на минутку для одного разговора, — подозвал их к окну Кольцов и продолжил вполголоса, чтобы не услышали другие. — Понимаете, Дэйву, ну, нашему командиру, сегодня не до развлечений. И эта встреча будет, как бы вам сказать …

Наступившая тем временем ночь выдалась лунной.

Но и при холодном свете этого ночного природного фонаря облегчения от жары не последовало. И теперь, как и минувшим днем вокруг было, как в парилке. У себя дома, в России Сергей Кольцов мог точно спрогнозировать погоду, не глядя на барометр. Как с детства учили у них в деревне старожилы, коли так парит неистово, то жди перемен.

Хотя и другие, по своему собственному жизненному опыту обладали не меньшим даром предчувствия. Заговорили ещё днём, что вот-вот — быть дождю.

Однако только сейчас, когда жара с наступлением темноты всё же немного спала, небо стало заволакиваться грозовыми тучами.

Их движение постоянно меняло окружающую действительность. Набегавшие облака, то закрывали собой, то открывали, уплывая прочь, платиновый диск ночного небесного светила. Потому его свет, как вдруг выхватывал из темноты целые кварталы, так и погружал затем в полный мрак.