Григорий БУЛЫКИН

– автор начинающий лишь в жанре детектива.

За плечами у него весьма насыщенная журналистская биография. Родившись через восемь лет после войны, в год смерти Сталина, он вобрал в себя противоречия Времени 60-х, 70-х, яйцом к лицу столкнувшись и с «рифами» флотской службы, и с лабиринтами, которыми приходилось продвигаться уголовному репортеру районки, областных и центральных газет. У него масса всяческих почетных журналистских регалий и наград, но, видимо, главное для него сегодня – быть узнанным в качестве «детективщика». Пожелаем ему удачи.

И Пахотный сидел справа от генерала – невозмутимый, словно Будда. Изредка он поглядывал на меня. В светло-голубых его глазах я не мог прочесть ни сочувствия, ни упрека. Да, Пахотный есть Пахотный…

– Тебе не в розыске работать, а… – Генерал не кричал, он буквально рычал на меня, тяжелой ладонью хлопая по фотографиям, веером разбросанным по столу. – Кто тебе дал право стрелять? Кто?! Понимаешь ли ты, мальчишка, что тебя судить будут? Понимаешь, а?

Я понимал. События минувшей ночи начисто перечеркнули все пятнадцать лет моей службы. И что там службы – жизни… Я ощущал сейчас такую пустоту в себе и вокруг себя, словно меня зашвырнули куда-то в безвоздушное пространство.

События… В два часа ночи в управление позвонила обходчица железнодорожных путей. Сообщила: недалеко от вокзала, на пустыре между железнодорожным полотном и городским парком двое неизвестных избивают третьего. Между прочим, привязав его к дереву. Ночь вообще выпала на редкость неспокойная – все дежурные группы, включая и линейный отряд милиции, в эту минуту были задействованы. Вот и пришлось выехать мне и стажеру Ване Лунько…

Место происшествия, несмотря на ночную пору, мы отыскали быстро – лишь сержант-водитель заглушил двигатель, справа от парковой аллеи стали слышны чьи-то голоса и плач. Мы с Лунько сразу же бросились в ту сторону. Примерно в тридцати шагах от нас двое шумно возились у одинокого дерева.