Солнце спускалось за горизонт, красное, как перегоревший костер. Лагерь был ярко освещен его косыми лучами. Под холмами, на которых расположились войска четвертого итальянского корпуса вице-короля Евгения, тихо струились воды широкого Немана. Река текла в уровень с берегами по гладкому раскату золотых полей, коричневых пашен и зеленых лугов. Но сейчас все это было розовое: и лагерь на холмах, и Неман, и его берега.

Лейтенант гвардейского легкоконного полка Массимо Батталья сидел на пеньке возле домика, в котором помещались вице-король и генерал Жюно, герцог д'Абрантес, командир восьмого Вестфальского корпуса, подходившего следом за итальянцами к Неману для переправы. Адъютантская шляпа молодого офицера съехала на ухо. На красивом черноглазом лице выражалось печальное недоумение. Он только что прочитал — вероятно, в двадцатый раз — письмо старшего брата Сильвио, жившего в России. Письмо было получено им еще в Милане, много месяцев тому назад. Но если бы не мешали темноватые отсветы красного вечера, Массимо и еще читал бы и перечитывал это странное письмо. Зачем понадобилось лейтенанту брать его с собой в далекий северный поход? Черт знает зачем. Ведь и без того он прекрасно помнил каждую строчку на любом из множества листков, составлявших обширное послание Сильвио. В каждой строчке горячо дышала огромная чужая жизнь. Это она втянула Сильвио в свой могучий ход. Итак, он служит генералу Багратиону. А генерал Багратион России. Что же такое Россия? Письмо приоткрывало над ее дивными просторами таинственный покров необозримости. Но от этого тайна России не разгадывалась. Только в грозном смысле загадки Массимо уже не сомневался. Грудь его больно сжималась от глухой тоски. Страшное письмо! Лейтенант бережно уложил его на лацкан мундира и, вздохнув, прошептал:

— Пусть меня повесят, словно кошку, на солдатскую мишень, если… Одно из двух: или брат Сильвио стал умен, как Аристотель, а я глуп, как пучок редиски, или… Массимо Батталья глубоко задумался. Между тем подступала ночь. Заря разлилась по прозрачному небу. Собственно, ночи не было, а был какой-то бледный сумрак, настолько слабый, что очертания предметов нисколько в нем не менялись, лишь самые предметы казались слегка колеблющимися. Этому способствовал отчасти и дым бесчисленных костров, носившийся над лагерем тонкой пеленой.

Множество понтонных повозок катилось к реке. Необычайно рослые лошади, впряженные тремя парами в каждую повозку, развозили инженерный груз по тем местам, где должны были перекинуться через Неман мосты. И мосты уже перекидывались. Казалось, будто они отрываются от реки, плывут над ней в тревожной подвижности. И это производило неприятное впечатление на людей, настороженно следивших за ходом грозной операции. Всю ночь шли к Неману войска — пешие и конные, артиллерия и обозы. Все это двигалось стройной массой, наполняя воздух глухим и разнообразным гулом, таким же пестрым и воинственно-красивым, как и мундиры этих войск, их кони, знамена и оружие.

Солнце начало было всходить ярко, и величественная картина ожила, засверкав переливчатыми цветами радуги. Но это продолжалось недолго. Вскоре золотое поле, лежавшее по ту сторону реки и густо залитое синими васильками, потонуло в тумане. Потом и на лагерь тоже лег туман, едкий, как дым, от которого хотелось кашлять. Сухая земля притягивала к себе ночные тучи, чтобы высосать из них влагу. И водяная пыль впитывалась в землю медленно и прочно. Постепенно туман редел. Он поднимался все выше и выше — до тех пор, пока солнце снова не заиграло над лагерем. Однако легкие белые облака, похожие на клочки аккуратно расчесанной шерсти, еще висели на небе. «Как изменчива сегодня погода, — подумал Массимо Батталья, — будто она примеряет наряд 66 за нарядом, не зная, в каком из них следует встретить гостей». И едва он подумал это, как ослепительный блеск утра опять погас. Белые облака растянулись в паутину и заслонили солнце… Некоторое время его лучам удавалось пробиваться где-то сбоку, и они сыпались вниз, как золотые червонцы из дырявого мешка. К полудню и это кончилось. Сплошная серая туча клубилась над лагерем. Неподвижный воздух был мутен и тяжел.

Куча кривых изб посреди неоглядных болот и сосновых рощ. На песчаном бугре — серое привидение замка, пустого и заросшего высокой травой. Старый, бедный деревянный кляштор

[3]

, повисший над обрывом днепровского берега. Вот и весь город Мир, возле которого остановилась на ночлег Вторая армия князя Багратиона. Впрочем, в голубом полумраке лунной летней ночи город не казался таким убогим и жалким, как днем.

Главная квартира армии разместилась в пригородной корчме — обширной грязной хате с земляным полом. Длинные скамьи у стен, насквозь просалившийся липовый стол и кровать, кое-как прикрытая соломой, составляли скудное убранство просторной горницы. На кровати сидел, поджав ноги, молодой рыжеватый офицер в коротенькой походной шинели вместо халата. Около него в глиняной чашке горела свеча. Из другой чашки он брал картофелины и, медленно отправляя их в рот, задумчиво жевал. На лавках, вдоль стен, запрокинув головы, спали адъютанты и ординарцы главнокомандующего. Их храпу вторил ветер, выпевавший и высвистывавший дикие мелодии по щелям и закоулкам корчмы.

Кто мог бы полгода назад представить себе поручика лейб-гвардии егерского полка Муратова из старинной, богатой, всей России известной семьи, молодожена, с превосходными видами на будущее, в его теперешнем странном положении? Бессонная ночь на соломе… Картофель на ужин… Но это — лишь начало. Что же будет потом? Муратов вытащил из-за обшлага шинели, листок бумаги и прочитал вполголоса:

Эти четыре строчки ему нравились. Но дальше стихотворение никак не вытанцовывалось. С досадой отбросив листик, он кулаками протер усталые глаза, круглые и желтые, как у большого степного кота. А все-таки — хорошо! Наконец сбылось то, о чем давно мечтал он. Зарю каждого дня его новой жизни приветствуют и труба, и пушка, и ржанье коня. Фланкировки, атаки, скачки по чистому полю, живые дымки перестрелок, удачные схватки охотников — есть от чего дрожать сердцу в буйной радости! И какой далекой кажется опасность смерти! Чудное дело война — высокая доля чести, любви к отечеству и славных жертв! Чего не хватает воину для счастья? Стоит лишь захотеть — и любой подвиг свершен. Вот знаменитый генерал Муратов, спаситель родины, везет в Петербург плененного им Наполеона. Злодей мечется за решеткой железного ящика, в бессильной ярости щелкает зубами, выбрасывает из себя искры — ни дать ни взять, как тот фокусник, что кривлялся на масленице в балагане на Сенной! Искры трещат, — так бывает, когда волосы попадают в огонь. Зубы стучат глухой дробью, словно картофель сыплется наземь. Ах, канальство! Нет, не уйдешь! Муратов бросается к клетке, — странный запах ударяет ему в нос. Фу! Да ведь это солдаты палят свинью над костром… Дивно! Значит, будет ужин, вкусный и сытный. А волосы трещат, и картофель сыплется…