Сауле задыхалась от бега. Чужие джинсы, широченные и жесткие, так и норовили сползти с бедер, будто она не просверлила в дорогом кожаном ремне дополнительные дырки. Фланелевая мужская рубаха путалась в коленях. Огромные кроссовки казались неподъемными, Сауле боялась их потерять. Смешно подпрыгивала на ходу, касаясь пальцами шелковистых шнурков, чтобы убедиться — обувь на месте.

В боку мучительно кололо, словно Сауле вогнали меж ребер раскаленную спицу. Сердце билось у самого горла, мешая дышать, его стук оглушал. Непослушные волосы выбивались из-под тяжелой кепки, золотистой паутиной липли к влажному лицу.

Сауле затравленно оглядывалась. Чудилась погоня, и она жалась поближе к тополям, надеясь в их густой тени не слишком бросаться в глаза.

Она спешила к московскому поезду и сходила с ума от мысли: проводница не посадит без билета. У нее же ни копейки с собой, разве только…

Сауле непроизвольно схватилась за уши, нащупывая материнский подарок к совершеннолетию — золотые сережки с жемчугом. Их не было, и Сауле проснулась, мокрая от пережитого и жалкая, как мышонок. Увидела на подоконнике пышный куст китайской розы и расплакалась от облегчения: она не в Чимкенте. Она свободна! Он никогда ее здесь не найдет.

Таня раздраженно захлопнула за собой дверь книжного магазина. Сама точно не знала, на кого больше злится: на глупую безалаберную Саулешку, только что потерявшую работу, или на тетю Свету, подругу матери, посмевшую уволить ее.

Таня грозно шикнула на мальчишку в грязной синей куртке — тот собирался бросить камень в кошку — и нехорошо улыбнулась: ну, Саулешка сегодня огребет по полной. Надо же, не явилась на работу! Понятно, тете Свете даром не нужна продавщица, на которую нельзя положиться.

Уволена!

С ума сойти.

Вот спрашивается, стоило Саулешку поднимать сегодня? Звонить специально с утра пораньше, чтобы убедиться — она действительно проснулась?