Положение о том, что человек стал человеком еще и потому, что интенсивно общался с себе подобными, не подлежит сомнению. Достаточно многочисленны примеры того, как маленькие дети, которые по трагическому стечению обстоятельств вынуждены были расти и «воспитываться» в обществе животных, теряли при этом способность к последующему развитию полноценной речи и к нормальному общению с людьми. Более того, в силу каких-то биологических сдвигов в организме они, даже оказавшись среди людей, не могли адаптироваться и к дальнейшей жизни в человеческом сообществе. Следовательно, систематическое общение с людьми с первых дней рождения — обязательное условие полноценного развития личности. Оно способствует установлению соматического и психического равновесия, снижению остроты возникающих конфликтов, снятию стрессовых состояний, повышению оценки собственной социальной значимости.

Более того, общение в детстве обязательно должно включать в себя элемента положительного эмоционального отношения — признание, приветливость, любовь. Любовь и признание имеют громадное значение и в жизни взрослого человека.

Еще один фактор, имеющий теснейшую связь с общением, — это интенсивность внешних впечатлений и не в последнюю очередь от межличностных контактов. Скудость, недостаток таких контактов, да еще на фоне однообразных бытовых воздействий, приводит к так называемому сенсорному голоду, что субъективно проявляется как скука, тоска, надрыв. Вот почему человек систематически ищет новых впечатлений доступным ему образом: в путешествиях, в новых знакомствах, в искусстве, литературе, в работе и т. д. Для творческих натур богатство человеческих контактов и жизненных впечатлений имеет еще большее значение: именно таким способом стимулируются и творчески трансформируются запечатлевшиеся в памяти образы окружающей действительности. Да и люди с более скромными художественными задатками тоже не могут строить полноценную здоровую жизнь без постоянного общения с себе подобными.

Однако эта книга не об общении как таковом. Она —

Имеются веские основания полагать, что общению с собой филогенетически предшествовало развитие межличностного общения. Последнее же часто предвосхищалось его внутренним представлением или же мысленно продолжалось после окончания реальной беседы. Постепенно воображаемое или воспоминаемое общение стало привычным, со временем закрепилось в естественный психический процесс предварительного моделирования предстоящего межличностного общения. Важно, что моделирующий общение человек сам обычно является одним из участников предполагаемого диалога.

Психология в большом долгу перед человечеством. До сих пор она является лишь в значительной мере набором знаний о человеческой психике, но в очень малой степени служит человеку руководством в его повседневной жизни и деятельности. Почему так получилось-разговор особый. Во всяком случае, следует признать, что роль художественной литературы в этом смысле оказалась более значительной. Поэтому и знаменитое выражение Ф. М. Достоевского вынесено в название данной главы не случайно. Начиная разговор на весьма близкую и важную для каждого читателя тему, мы во многом опирались на художественный омыт Достоевского, хотя сам он стремился категорически отгородиться от психологической науки.

И надо сказать, что для настороженного отношения Достоевского к психологии имелись веские основания. Современная ему психология — и научная, и та, которая находила выражение в художественной литературе, воплощалась в судебной практике, — до обидного упрощенно трактовала такую сложную и высокоактивную реальность, как человеческая психика, рассматривая ее, например, в качестве «редукции напряжения» (инстинктивизм, бихевиоризм) и т. п.

В такого рода теориях в психологии своего времени Достоевский усматривал уничтожающее человеческую душу овеществление, сбрасывающее со счета ее свободу, и ту особую неопределенность, которая находила неоднозначное решение в процессе трудного общения человека с самим собой и с окружающим миром. Ведь писатель всегда представлял своего персонажа на пороге принятия жизненно важного решения, в момент кризиса и незавершенного — не вполне обозначившегося — поворота его души. И в этом он видел свое отличие «реалиста в высшем смысле» от психолога в общепринятом в то время понимании.

Достоевский постоянно и резко критиковал механистическую психологию, как ее прагматическую линию, основанную на понятиях естественности и пользы, так и ее физиологическую ветвь, сводящую психологию к чистой физиологии. Вспомним, что душевный кризис Катерины Ивановны («Преступление и наказание») Лебезятников объясняет «бугорками на мозгу». Имя Клода Бернара Достоевский превращает в бранный символ освобождения человека от ответственности — «бернары» Митеньки Карамазова («Братья Карамазовы»). Но особенно показательна для понимания художественной позиции Достоевского критика им судебной психологии, которая с одинаковой вероятностью доказывает взаимоисключающие решения.