Спрятав телефон обратно в карман, Элли содрогнулась. Холодный февральский ветер обдал ледяным дыханием и направился меряться силой со стволом старой елки, укрывавшей ее.

Прошло уже около двадцати минут. Если ожидание затянется… В горле пекло, она с трудом сглотнула.

Перед девушкой высились внушительные ворота, увенчанные острыми шпилями из черного металла. Насколько она знала, это единственный существующий способ попасть на территорию Киммерийской Академии. Отсюда к зданию школы примерно на милю растянулась  дорога. Сами же ворота открывались и закрывались дистанционно. Только директриса и тщательно отобранные охранники могли управлять ими.

Автомобили в Киммерии можно было увидеть нечасто. Большинство преподавателей и сотрудников жили на территории заведения. Тем не менее, автофургоны и почтовые машины приезжали-уезжали каждый день так же, как и охранники,  работавшие на Раджа Пэтела. Она наблюдала за редким трафиком в течение нескольких недель и заприметила, что в большинство дней фургоны прибывают как раз около 4.00. Уже почти четыре. Если повезет, то фургон проедет через эти ворота с минуты на минуту, раньше, чем ее найдут.

Элли вовсе не строила планов бежать в этот день.  Она просто намеревалась пропустить занятия. В последнее время для нее это стало привычным делом. После случившегося учеба в ее жизни казалась чем-то неуместным. Так зачем?

Несколько раз ее заставляли посетить уроки. Мрачная и не раскаявшаяся она начала пользоваться укрытиями, дабы избежать такой неприятности. Хаотично построенное здание викторианской школы предоставляло многочисленные уголки и закоулки для этой цели - особенно она любила заброшенные помещения и служебные лестницы, куда никто никогда не заглядывал. Склеп, часовня ... в самом деле, варианты безграничны.

Сегодня, еле вытерпев утренние занятия, она вылезла из окна своей спальни и по узкому каменному выступу прокралась на цыпочках к месту, где сходились крыши.  Взобравшись, девушка направилась туда, где когда-то Джу безумно танцевала с бутылкой водки и где Элли и Картер спасли ей жизнь.

Там она несколько часов сидела на холоде, уединившись  со своими воспоминаниями и наблюдая за учениками и сотрудниками, сновавшими внизу. Удивительно, что никто из них не взглянул вверх. На крыше всюду топорщились трубы и витиеватая кованая отделка, что позволяло ей беспечно созерцать, оставаясь никем незамеченной живой горгульей.