В бездонной синеве кружил самолет. Он взмывал вверх и стремительно проваливался вниз, ложился на крыло, переворачивался вверх колесами и казался похожим на птицу, купающуюся в солнечных лучах. Ровный гул мотора то становился громче, так, что гудело в ушах, то затихал. Неожиданно, словно подброшенный невидимой рукой, самолет нелепо закувыркался, затем стал падать, с каждой секундой увеличивая скорость. Он падал, падал, падал, и тоскливое чувство неотвратимости, какое бывает во сне, все сильнее сжимало сердце.

Виноградов с усилием открыл глаза и перевел дыхание. Пульс бился ускоренно, на лбу выступила испарина. Опять тот же сон!

За окном серое небо было тронуто первыми бледными красками рассвета. Скосив глаза на будильник, Виноградов увидел, что спал не более трех часов. Но чувствовалось — снова заснуть не удастся. Заложив руки за голову, он уставился на постепенно светлеющий потолок, словно это был экран, на котором возникали картины прошлого.

…То утро было редким по красоте. Они провожали отца на аэродром вместе — Митя и мать. На повороте дороги он остановился, поцеловал жену, потрепал по плечу сына, обещая взять на ночную рыбалку, и пошел дальше один, насвистывая марш «Веселых ребят». Довольно сильный ветер, пропитанный запахом цветущего клевера и лесной земляники, перебирал его светлые волосы… А несколько часов спустя его вытащили из-под обломков самолета, и слипшиеся волосы были темными от крови.

И странно было, что вот уже его нет, и никогда больше не потреплет он по плечу ласковой рукой, а ветер все так же пахнет земляникой и качает хрупкие ромашка…