Не много в нашей жизни выпадает подобных минут: австралийское небо густо синеет над белоснежно сияющими парусами яхт, ветер посвистывает в снастях, волны плещут о крутые алюминиевые борта «Поллукса»... Полная тишина, если не считать монотонного стрекота вертолета на высоте двух тысяч футов. И в этой благодати ты ведешь двенадцатиметровую яхту в отборочной гонке на Кубок Америки. Ведешь ее к точке поворота. Мне всегда нравилось такое затишье, хотя напряжение подобных минут просто неописуемо.

— Давай! Быстро смени галс

[1]

! — Резкий металлический грохот УКВ-приемника в кармане моих шортов разрушил окружающую гармонию. Сигнал шел с вертолета, от Джеффри Лэмпсона, моего тренера.

— Рано, — ответил я в микрофон, болтающийся на шее, чтобы мои руки были свободны для обтянутого кожей штурвала «Поллукса».

Снова все стихло, пока мой помощник не хмыкнул вдруг рядом со мной.

— Что там еще? — проворчал я и повернул голову назад и направо — куда он показывал. Всего в двухстах футах от нас пронзительную голубизну моря вспарывал кроваво-красный нос яхты «Кастор», обрушивая фонтаны брызг на палубного матроса, стоящего на фордеке

[2]

. Билл Роджерс, которого я хорошо знал, никак не мог управиться с парусом. Его потное лицо, лоснящееся на солнце, его измученный вид напомнили мне, что Билл только что переболел гриппом. Но яхтсмена, участника Звездных гонок, никакая хвороба не удержит на берегу.

В больнице, чистой и прохладной, было много маленьких пальм и еще больше репортеров, выкрикивающих свои вопросы об затонувшей яхте и агрессивных выходках Мартина Деверо. Я на всякий случай упрямо молчал. Они крутились возле кабинета врача, где я находился в данное время. Доктор захлопнул дверь прямо перед их носом и при ярком свете лампы приступил к своим скверным делам. Он сказал, что мне еще повезло. Что-то сильно ударило по моей лучевой кости и раздробило ее как раз тремя дюймами выше запястья. Суставы уцелели. Я посмотрел на гипс, на торчащие из него пальцы, которые отходили от анестезии, и согласился с ним, вовсе не чувствуя себя везунчиком. Сестра попросила у меня автограф, но я не был левшой и ничего не мог написать ей. Тогда она оставила свой автограф прямо на гипсе, добавила номер телефона и подмигнула. У нее был ярко-красный рот и черные глаза, но все, чего мне хотелось, — это поскорее оказаться дома и завалиться в кровать, ожидая, пока утихнет боль. Кроме того, у меня была Камилла.

Звездные гонки хорошо заботились о своих рулевых, сообразуясь, конечно, со степенью их известности. Они не допускали, чтобы экипажи жили все вместе в одном каком-нибудь большом доме. По порядку, заведенному Хонитоном, делалось все, чтобы отделить командиров от подчиненных. Они сняли для меня целые апартаменты на верхнем этаже большого дома в Рашкаттерс-Бей.

Каждый марш наружной лестницы дома поднимал вас на шесть футов. В гостиной был балкон и большое окно. Стекло приятно холодило лоб. Передо мной открывался вид на тонущие в зелени большие загородные виллы, голубые квадраты плавательных бассейнов и синеватые эвкалипты. Я устал от этих экзотических картин. Хорошо бы увидеть снова такое привычное серое небо и изломанную береговую линию моего родного Маршкота на южном берегу Англии. Там, где шумные пивные пропахли морской солью, мокрыми свитерами и дымом. Генри и Мэри, верно, сейчас разносят в конвертах получку своим людям, ковыляя по пристани и проклиная дождь, который наносит с болот южным ветром и капли которого нудно барабанят по крышам сараев, где стоят лодки, и покрывают рябью маслянистую воду гавани.

Но здесь был Сидней, и мне еще предстояло всерьез расплачиваться за все, что я натворил.

В ванной комнате стоял запах духов Камиллы. Она случайно провела здесь всего одну ночь, но всюду оставила свой след. Ее кремы были с военной точностью расставлены на стеклянной полочке над ванной. Масла — до, во время и после солнечных ванн и еще много других бутылочек, назначения которых я никогда не пойму. Местная анестезия проходила, и рука начала сильно поднывать. Не хотелось принимать обезболивающие средства, которые мне дали в больнице. Я начал рыться в шкафчике в поисках парацетамола. Здесь была всякая всячина — глазные капли, губная помада, витаминные пилюли. Не было только парацетомола.