Если воздух зала ожидания еще раз рассечет этот металлический голос, сообщающий об очередной задержке, я умру. Рейс Владивосток — Москва не может откладываться весь день.

Мой босс, владелец «желтенькой» газетенки «Стресс-инфо», неделю назад, принимая очередной материал, сказал:

— Танюша, тут вот какое дело…

И я поняла. С этой фразы Миша Бердман всегда начинал отдавать приказ об очередной командировке, если кого-то нужно было послать к черту в задницу. Но когда он произнес слово «Владивосток», я даже не расстроилась. Почти всю свою сознательную жизнь я прожила в четырехстах километрах западнее этого города, но никогда в нем не была. Все, что я о нем слышала от очевидцев, — это впечатления о красоте улиц и дешевизне японских автомобилей. Поэтому возможность посмотреть на «Владик» на халяву, то есть на средства редакции, меня настроили на лирический лад. Задание было банально до безобразия. Подготовить скандальный материал об энергетических бесчинствах Центра. Это тот случай, когда не нужно выискивать неочевидное. Нужно просто прийти в первый попавшийся дом и попросить рассказать о «сволочах-энергетиках» и тонкостях использования печки-буржуйки в условиях благоустроенной квартиры. Больше всего времени уйдет на название разгромного материала с претенциозным названием. Я, кстати, с этим названием до сих пор еще не определилась.

К слову, к своей работе я отношусь не с похабелью, как это делают многие журналисты издательств, подобных нашему. Миша Бердман с недавних пор требует приносить ему в клювике не откровенную клевету и скандалы, а тонкую, с мягкой политической поволокой, информацию. Его уже два раза закрывали и один раз били. Били, конечно, неизвестные, впоследствии не установленные и не пойманные. Я работаю у Миши журналистом три месяца, поэтому нет смысла терять хорошо оплачиваемую работу из-за собственной лени.

Можно было, конечно, выдерживая логику повествования, начать с того, как я, прибыв на работу в тот день, узнал об убийстве удачливого бизнесмена Тена.

Но тогда все было бы враньем.

Я понятия не имел, кто такой Тен. И, когда мне назвали его фамилию, вообще подумал, что это погоняло — производное от какой-нибудь фамилии типа Теньков или Тенцов. Более того, я опоздал на совещание, поэтому об убийстве узнал только от начальника уголовного розыска, своего бывшего стажера Максима Обрезанова. Я не оговорился. Мой начальник — мой бывший стажер. А я вот уже шесть лет как старший опер на «линии тяжких». Есть такое подразделение уголовного розыска в районном отделе внутренних дел. Называется оно так, потому что занимается раскрытием тяжких преступлений: убийств, изнасилований и прочего, что вызывает наибольший гнев у законопослушной части населения. Я старший в этом отделе, а в моем подчинении есть штат, состоящий ни много ни мало из одного подчиненного — Алексея Гольцова.

Так уж получилось. Мои друзья, то есть сверстники, — начальники. Все, с кем я начинал, уже давно устали от обязанностей начальников «уголовок» районов, а кое-кто даже от обязанностей начальников служб криминальной полиции районных отделов. А вот мне не повезло. Не умею я управлять коллективом! Даже за Гольцова начальник РОВД отчитывает, как школьника. Но почему-то, когда где-то кому-то отрезают голову, первым ночью всегда поднимают меня.

Сегодня ночью они, то есть начальники, найти меня не могли. Если бы я знал, что около собственного «Мерседеса» пристрелят какого-то корейца, то обязательно оставил бы адресок. Но мне было не до этого. Я две последних недели разводился с женой, и предыдущий день был настолько насыщен в плане личных отношений, что мне было не до Тена с его простреленной головой. В результате разборок, в ходе которых я объяснял своей бывшей жене, что зря она так кричит: я не претендую ни на комнату в общежитии, ни на стенку, которую нам подарила теща, ни на машину, — я оделся и пошел к своему школьному другу. Понятно, что была водка, понятно, что не спалось ночью, понятно, что утром я проспал.