Генерал, ветеран боевых действий, увольняется из армии в связи с последствиями ранения, ностальгия заставляет его вернуться в родную деревню. Вымирающая, она встречает его одними стариками и брошенными избами. Он старается помочь, но понимает, что не вернуть былого, деревня забыта администрацией. Про нее не пишут, не говорят, ее, словно нет, как нет магазинов и медицинской помощи. Старики живут и выживают за счет тайги… обычный быт заброшенной глубинки, а за несколько десятков километров процветает жизнь.
1
После зимнего сна природа оживала зеленью трав и листьев, наполняясь запахами приближающегося лета. Крупнейшая река в Сибири, сбросив ледяной панцирь, текла спокойно и умеренно навстречу морю Лаптевых. По правому берегу тянулась грунтовая дорога, словно прижатая к Лене красными скалами.
Изумительно неповторимый вид открывался водителю. Внизу слева могучая река, еще не набравшаяся полных сил в верховьях, бежала синевато-серой мутной лентой, огибая попадавшиеся навстречу небольшие островки, на которых росла черемуха или обычный ивняк. Справа отвесные красные скалы высотой около пятидесяти-ста метров.
Вполне сносная грунтовка для российских дорог, по которой можно ехать километров шестьдесят в час, местами разгоняясь до восьмидесяти или замедляясь до сорока.
Михайлов остановил машину. Давно он не был здесь… очень давно. Десятилетним мальчиком покинул эти края с родителями и… возвращался сейчас на Родину. Позвала она его ностальгией, воспоминаниями детства, рыбалки и деревенской жизни. Захотелось душевного покоя в уединении с природой — родной речкой Леной и Тутурой, кедрачом, черникой и голубикой, соснами, лиственницами и березой.
Он огляделся, вдохнул родной воздух полной грудью, постоял немного и сел в автомобиль — пора ехать дальше. Первые двести шестьдесят километров от областного центра он проехал быстро, часа за три с небольшим — асфальт. Последние сто шестьдесят — грунтовка и еще тридцать по проселочной дороге пришлось преодолевать в течение четырех с половиной часов.
2
Солнце еще не встало, но рассвело. Петухи пели вовсю. Деревня, словно вымершая, не показывала признаков жизни. Никто не гнал коров на поскотину, не спешил на покос или за ягодами. Взаправду одряхлевшая, она еще почивала.
Борис встал с петухами, не привык еще к кукареканью. Умылся, оделся и вышел во двор, потянулся на свежем воздухе, закурил, пошел в огород.
За ним простиралось поле метров на сто, заканчивающееся крутым яром метра в три, не более. Он перелез через изгородь, подошел к реке. Плавно текла она, завораживая своим течением, скрывая рыбу. За ней сразу небольшая сопка. Солнце уже озолотило ее верх своими лучами, постепенно спускаясь вниз. Там, дальше, в часе ходьбы, простирался сплошной кедрач и черничник.
Нахлынули воспоминания из детства, как за деревней, где небольшой яр плавно переходил в отлогий берег, мужики сакали рыбу при ледоходе. За полчаса добывали по ведру ельца и хариуса. Что на другой стороне деревни, он помнил слабо. Где-то там они с мамой собирали голубику.
Он постоял еще немного и вернулся во двор.
