Я очнулся от того, что кто-то пытался забраться мне на голову. Открыл глаза и увидел лягушку прямо перед носом, снова закрыл и открыл несколько раз подряд, но видение не исчезало, и сознание, наконец-то, вернулось ко мне. Я приподнялся, прислонился спиной к шершавому стволу сосны и медленно осмотрелся. Было уже сумрачно, но угадывалось, что вокруг меня лес. У меня болела голова, но не очень сильно, но самое неприятное было то, что я не помнил ничего: ни кто я такой, ни как здесь оказался. Начал осторожно ощупывать себя, все вроде бы нормально, но ощущение чего-то страшного меня не покидало. Я оглядел себя, на мне была офицерская форма, хотя гимнастерка разодрана в клочья. И тут меня как будто кто-то крепко тряхнул за плечи, и я стал вспоминать то, что случилось со мной за последние сутки. Самое главное, я вспомнил, кто я есть такой и что делаю в этом лесу. Лейтенант Красной Армии, заместитель начальника заставы — Герасимов Виктор, вероятнее всего контуженный, но терпимо. Командир в общем, но без войска — все мои бойцы остались лежать на своей заставе.

Нас всех разбудил и, буквально, подбросил с кроватей, как пружина, грохот разрывов артиллерийских снарядов. Ничего не понимая спросонья, я все-таки успел кое-как натянуть форму и выскочил на улицу из своей комнатушки, но сразу, же споткнулся об лежащего человека. Он был мертв, осколком снаряда у него снесло полчерепа, и я его не узнал. Обстрел внезапно закончился, и начали появляться пограничники, занимая свои места по боевому расписанию. Мы ждали войну, и вокруг заставы были выкопаны траншеи в полный профиль, чтобы вести круговую оборону. Начальник заставы Леха Николаев был уже среди бойцов. Я хотел было доложиться ему, но он, молча, махнул рукой, мы посмотрели в глаза друг другу и поняли все без слов. Снова загрохотали выстрелы, на нас пошли танки и пехота. Начался кромешный ад. Немцы несколько раз врывались в нашу траншею, но мы умудрялись выбивать их оттуда. Они лезли и лезли, как тараканы, телами убитых было все завалено перед нашей траншеей, их танки ползли по своим солдатам, и это было очень страшно! К середине дня наступило затишье, немцы явно перегруппировывали силы, им все-таки не удалось взять заставу с хода. Я перевернулся на спину, раскинул руки в стороны и стал смотреть в безоблачное небо, по которому на восток плыли самолеты врага, и разрывы бомб слышались уже километрах в десяти в нашем тылу. Было слышно, как Леха Николаев обходит траншею, окликая бойцов, и наконец, он подошел ко мне. Я узнал его не сразу, он был весь какой-то черный, как будто специально вывалянный в саже. Голос хриплый:

— Что молчишь? Не узнал? Наверняка долго жить буду!

Я промолчал, а Леха присел на корточки напротив меня:

— Это война, Витек.

— Да, похоже на то.