Шесть часов мы пересекали Ла-Манш, добираясь с континента в Англию, и теперь стоим на перроне в Дувре. Ждем-ждем, но поезда на Лондон все нет. Он опоздал на сорок минут. Вот тебе и хваленая английская точность!

В вагоне новая неожиданность. Почти в каждой книге об Англии идет речь о том, как автор энное количество часов путешествует в поезде, и все это время его соседи хранят полное молчание. А тут — шум, смех, веселье. Впечатление, будто возвращаешься с дачи в Москву в воскресной электричке. Группа парней поет под гитару. Трое мужчин и женщина громко спорят, какой город красивей: Манчестер или Бирмингем. Сидящие рядом со мной мать, отец и двое ребятишек раскрыли корзинку, аккуратно расстелили на коленях салфетки и принялись за еду. Мальчик протягивает мне сандвич. Я отказываюсь, родители начинают дружно уговаривать не стесняться. Познакомившись, мы всю дорогу говорим без перерыва. Вопреки моим ожиданиям попутчики оказались общительными и живыми, а отнюдь не чопорными и угрюмыми.

Район Лондона, который я решил первым делом посмотреть, был Сити. Очень уж хотелось скорее взглянуть на эту квадратную милю, где сконцентрированы не только несметные богатства, но подлинная власть страны, этот не только город в городе, но и государство в государстве (даже королева в качестве официального лица не имеет права въехать в Сити без специального разрешения лорд-мэра).

Брожу по Сити часа полтора, но не вижу ни одного джентльмена в котелке, черном сюртуке, брюках в полоску, с тростью и газетой «Файнэншл таймс» в кармане — «типичного» британского бизнесмена. Прохожие одеты обычно, разве чуть строже, чем в других районах столицы. Да мужчин побольше, чем женщин…

Я сознательно начинаю рассказ об Англии со своих первых, самых первых наблюдений. За границей на человека поначалу наибольшее впечатление производит то, о чем он читал, слышал, что видел на фотографиях, в кинофильмах. Именно о поезде, о Сити я вроде бы все знал, и именно они особенно поразили. Поразили своей похожестью и одновременно непохожестью на то, что я себе представлял.

Однажды я прочитал в «Таймс»: для того чтобы совершить переворот в Англии, гораздо важнее иметь двадцать своих людей на телевидении, чем захватить вокзалы и телефонные станции.

Что же это за сила — британское ТВ? И я решил посмотреть все его передачи за сутки.

Рано утром сел в кресло и нажал кнопку.

Раздается бодрая музыка. Молодой человек, обворожительно улыбаясь, произносит с экрана:

От Лондона до Инвернесса почти тысяча километров. Если судить по скоростям в столице, такое расстояние осилишь чуть ли не за неделю: там, особенно в часы пик — с восьми до десяти утра и с четырех до шести вечера, автомобили не едут — ползут. Улочки узенькие, машин же видимо-невидимо.

Но стоит выбраться из города, и все меняется: широкие дороги, сравнительно немного транспорта. Особенно хорош мотовей: ни перекрестков, ни пешеходных переходов, ни светофоров! Когда мчишься по этой шестирядной магистрали, указатель скорости замирает на отметке 120 километров. Правда, на мотовее есть свое «но»: ровная дорога и однообразие пейзажа (автострады проложены в стороне от населенных пунктов, среди полей и лесов) притупляют внимание водителя, нагоняют дремоту. В результате чаще, чем на обычных дорогах, происходят аварии.

Я ехал по одному из самых длинных мотовеев Англии, который связывает Лондон с Эдинбургом, столицей Шотландии, и за какие-то полдня оставил позади две трети пути.

Однако от Эдинбурга началась совершенно другая дорога: однорядная, забитая грузовиками. Махина под стать нашей двадцатипятитонке с красно-желтой табличкой «Длинное перевозочное средство», прикрепленной под номером, тащится со скоростью километров пятнадцать в час, а за ней хвост машин. Если ты первый в хвосте, то, дождавшись не особенно крутого поворота, обгоняешь ее. Завершив рискованный маневр, облегченно вздыхаешь и нажимаешь на газ. Но через сотню метров впереди возникает очередное «длинное перевозочное средство»…

Тем не менее путешествие по Шотландии — огромное наслаждение. Пейзаж красочный, разнообразный. Любуюсь зелеными лужайками с ровно подстриженной травой, на них пасутся овцы. А вскоре — суровые скалы: дорожные знаки грозно предупреждают: «Осторожно, камни с обрывов!» Потом начинаются густые заросли хвойных деревьев — шотландские «джунгли». И повсюду замки: средневековые, с остроконечными башенками, таинственные и притягательные.

У дома, где родился Роберт Бернс, вытянулась длинная очередь. Идет мелкий назойливый дождь, и перспектива стоять под ним не очень-то привлекает.

— Подождите, — говорит Джон Дулан.

Спустя минуту мы в сопровождении директора музея входим внутрь.

— Как это тебе удалось? — спрашиваю Джона.

— Директор — мой знакомый, я был здесь раз двадцать, — отвечает он. — Смотрите.