Tom’s POV

Каждый человек лжёт. Нет того, с чьих уст никогда бы не слетела приторная выдумка, быть может, даже случайная, или потому, что так удобнее. Гораздо легче соврать, что сидел весь день дома, чем рассказывать нудную историю о том, как ты протаскался по магазинам, перегрызся с половиной кассирш, а вечером отправился в клуб напиваться, и оттуда тебя тащили в жопу пьяного. Тут ещё большое значение имеет время и расположенность к разговору.

Я часто лгал. Мы с братом часто лгали. Наша ложь была довольно-таки мелочной, просто для разнообразия скучной жизни или вообще без повода. Я сам не понимаю, зачем лгать без смысла, но это было, отнекиваться нельзя. Ложь рождалась самостоятельно, она жила своей обособленной жизнью, никогда не спрашивала, можно ей вылезти или нет. Всё было ужасно просто, ужасно банально. Всё было ужасно. Сейчас, по прошествии времени, мне это кажется низким, я отказываюсь понимать, для чего мы позволяли такому разбавлять наше существование.

Скука наступала. Мы же вращались в каком-то диком однообразии, которое со стороны почему-то выглядело ярким и насыщенным. Быть может, так оно и было. Наверное, многие люди ответят, что хотели бы жить той нашей жизнью, но нам она приелась. Требовалась новизна. Это я сейчас так рассуждаю, пытаясь оправдывать всё то, что произошло. Но эти мои попытки — детский лепет. И всё же…

Глубже копать никто не хотел, мы не собирались искать причину общего сумасшествия, поддались порыву и на этом размышления закончились. Хотя не исключаю, что я что-то забыл. Мы отрицали то, что витало между нами, кажется, всю жизнь, такую правду признавать не хотелось.

Я шёл по просторному коридору. Из-за многочисленных дверей доносилась разная музыка, причём где-то откровенно паршивая. От некоторых детей виртуозности невозможно добиться вообще, потому что они просто не имеют таланта в музыкальном плане, а сюда их засунули заботливые родители, считающие, что ребёнок должен духовно развиваться и иметь какие-то навыки, ведь «пригодится». Я не вижу смысла в подобных мероприятиях. На что эти взрослые — подчёркиваю слово «взрослые» — люди рассчитывают? А чадо, не желающее заниматься нелюбимым делом, спасибо им не скажет за испоганенное время, которое могло бы быть свободным. Мне надо организацию основать по защите детей от назойливых родителей. Но меня уже запихнули сюда. И какое это дело — любимое или нелюбимое? Музыку я обожаю, играть обожаю, а вот учить ненавижу. Никакого определения моему занятию нет.

Только что побренчал на гитаре с каким-то четырнадцатилетним мальчиком, даже имя его не запомнил, хотя не исключено, что и не спрашивал вовсе. Хорошо хоть пацан не бесился, потому что не получалась у него добрая половина из того, что я показывал. Могу смело сказать, что, в конце концов, он плюнет и поставит предков перед тем фактом, что лучше на рояле играть будет, но никак не на гитаре.

Я толкнул дверь в конце коридора, и моему взору предстала «умильная» картина — Билл, сидящий на рояле и девочка лет восьми, фальцетом тянущая какую-то чушь. Кстати, на рояле брат сидит неспроста, мои мысли сюда очень хорошо подошли. Всё-таки между нами какая-то удивительная связь. Меня даже воодушевление захватило, и пищащий ребёнок перестал казаться отрицательным фактором. Не исключено, что она когда-нибудь добьётся высот в музыке.

Билл заметил меня, так как сидел лицом ко мне, и приветственно кивнул. Я просочился в кабинет, стараясь сделать это тихо, хотя, по-моему, эта «певица» на меня никакого внимания не обратила бы, даже если бы я притащил с собой динамит и громко заорал, что это теракт.

— Алис, хватит, молодец.