Сесил Родс — строитель империи

Давидсон Аполлон Борисович

Африка Киплинга, Буссенара, Хаггарда Неизведанные дебри, невиданные звери Богатейшие в мире алмазные копи, золотые прииски

Все это связано с именем Сесила Родса, который создавал в Африке Британскую империю Его имя носили две страны — Южная и Cеверная Родезия Через основанную Родсом компанию «Де Бирс» и сейчас идут на мировой рынок российские алмазы

Что же это за человек, который по словам М. Твена, был «архангелом с крыльями — для одной половины мира и дьяволом с рогами  —  для другой». Об этом пойдет рассказ в книге.

В КЕЙПТАУНЕ И В ЛЕНИНГРАДЕ

Каждый день, идя на лекции в Кейптаунский университет, я прохожу мимо памятника Сесилу Родсу. Он сидит, задумчиво устремив взгляд на север, к странам, которые носили его имя, — к двум Родезиям, Южной и Северной. К тем местам, где он основал мировую алмазную монополию «Де Бирс».

Возвращаюсь по Родс-стрит и Сесил-авеню. Справа — красивый белый дом. Родс велел построить его для писателей и поэтов, но успел воспользоваться им только Киплинг. Сюда он уезжал от хмурых лондонских зим, тут написал многое из того, что его прославило.

Сам университет, его факультеты, службы, многочисленные спортивные стадионы — все это стоит на земле Родса, подаренной университету его душеприказчиками. В центре университета — здание, где проводите я официальные церемонии, концерты, самые многолюдные собрания. Это Джемсон-холл, по имени доктора Джемсона, ближайшего друга и единомышленника Сесила Родса. А чуть поодаль, на высоком склоне горы, — огромный мраморный памятник: «Мемориал Родса». На мраморе выбита строфа из киплинговского «Надгробного слова» Сесилу Родсу.

…В старинном здании в центре города раз в месяц собирается Клуб совы — старейший клуб Кейптауна (сова — символ мудрости). Здесь выступали Марк Твен, Киплинг, да, пожалуй, все знаменитости, бывавшие на юге Африки. В клубе до сих пор царствуют традиции викторианской Англии. Только мужчины. Только черный костюм. И не галстук, а бабочка. Члены клуба — кейптаунская интеллигенция. Они подтрунивают над своими правилами, но свято их чтут. При входе в клуб, в вестибюле, — большой портрет Сесила Родса, по соседству — мраморный бюст королевы Виктории.

Когда мне предложили быть братом совой, я растерялся: у меня ведь и бабочки-то нет! Бабочку тут же подарили. Так что теперь и я в третий вторник каждого месяца (такова традиция) прохожу мимо портрета Сесила Родса, поднимаясь в клубный зал.

В ЧЕМ ТАЙНА ЕГО МОГУЩЕСТВА?

«Как разбогател Сесил Родс». Под таким заголовком петербургский журнал «Нива» 20 апреля 1902 года поведал российским читателям необычную историю.

В 1870 году из далеких краев в Сидней приехал юноша. Знакомых здесь у него не было, и он долго не мог нигде устроиться. Как-то ночью бродил он по улицам, мечтал о куске хлеба и о крыше над головой. А на рассвете оказался далеко от города, на берегу океана. Там встретил ловца акул. Взял у него удочку да и закинул на счастье. И сразу же вытащил шестиметровую акулу.

Вспороли ей брюхо, и оказался там номер газеты «Таймс» всего десятидневной давности — куда более свежий, чем газеты, прибывавшие с пароходами. Юноша узнал, что в Европе началась франкопрусская война и потому резко подскочили цены на шерсть. Сообразив, как дорого стоит эта весть в Австралии, он явился к самому богатому в Сиднее торговцу шерстью. Сперва его, оборванца, слуга даже не хотел пускать. Но юноша оказался настойчив.

Уговорил купца скупить весь настриг шерсти. И при этом сумел выторговать себе половину барыша.

Заключив сделку, купец обратился к неожиданному компаньону:

Что нас толкает в путь?

В июне 1870 года юноша по имени Сесил Родс взошел на палубу корабля «Эудора», который, отплыв от берегов Британии, должен был обогнуть Африку, миновать Кейптаун и прийти в порт Дурбан, в захваченную англичанами страну зулусов.

Был ли это уже тот Сесил Родс, которого знаем мы? Должно быть, нет. Голубоглазый, хорошего роста. Говорил фальцетом, но уверенно. Наверно, уверенность придавали деньги, что дал отец, и еще две тысячи фунтов — подарок тети Софи, сестры матери.

На корабле Родс встретил свое семнадцатилетие. «Нет рассудительных людей в семнадцать лет», — уверял его сверстник Артюр Рембо. Через несколько лет он — тоже в Африке. А Шарль Бодлер, обогнувший мыс Доброй Надежды тремя десятилетиями раньше, писал:

Влекла ли Родса та Муза Дальних Странствий, что манила в Африку несколько поколений юношей-европейцев?

В семнадцать лет

Он плыл на паруснике. Деревянный корабль «Эудора» шел по тем временам не так уж медленно, путешествие заняло всего только… семьдесят два дня. Два с половиной месяца!

Было время подумать, вспомнить туманные берега удалявшейся родины, помечтать о приближавшихся жарких краях. Что еще делать длинными днями, вглядываясь в бесконечное однообразие морских далей? Хорошо думалось и вечерами, при тусклом свете раскачивающихся масляных ламп, и ночью, после десяти, когда лампы гасили. Во избежание пожаров пассажирам строго-настрого запрещалось зажигать в каютах не только свечи, но даже тогдашнюю новинку — спички. Так он и коротал время — в разговорах со спутниками, в размышлениях о будущем.

Среди пассажиров многие, если не большинство, — переселенцы, люди, решившие начать новую жизнь вдали от родины, далеко не ко всем милостивой. Да и те, кто не хотел окончательно переселяться, ехали надолго. Если одна только дорога туда и обратно занимает почти полгода, вряд ли кто отправится в путь просто для развлечения. Больше всего, конечно, говорили о Южной Африке. Припоминали газетные сообщения, обсуждали слухи. Родс внимательно слушал, изредка вставлял свое слово, ведь он тоже знал кое-что о Южной Африке — из писем Герберта.

Вспоминали и рассказы путешественников. Тогда по всей Европе говорили о Ливингстоне. Его «Путешествия и исследования миссионера в Южной Африке», изданные в Лондоне в 1857 году, были переведены на многие языки. А в 1870-м тревога о судьбе Ливингстона, затерявшегося где-то в дебрях Тропической Африки, глубоко взволновала людей во многих странах мира. Журналист Стенли по поручению газеты «Нью-Йорк геральд» готовился отправиться на поиски.

За кормой корабля полыхала одна из самых больших европейских войн второй половины прошлого столетия — между Францией и Пруссией. Она началась, когда корабль плыл по Атлантике. Но телеграфа еще не было, и вести шли долго, так что обсуждать ход этой войны было трудно. Поминали и другие войны. Ведь и за короткую жизнь юного Родса редкий год английских солдат не посылали сражаться и умирать. В России — Крымская война, в Индии — восстание сипаев, в Китае — вторая опиумная война, в Японии — бомбардировка портов, в Эфиопии — война против крупнейшего африканского государства. Одно время носилась в воздухе даже угроза войны с Соединенными Штатами.

В стране зулусов

Первого сентября 1870 года, миновав мыс Доброй Надежды, Сесил Родс высадился в порту Дурбан в английской колонии Наталь. Эта населенная зулусами страна была не столь давним приобретением англичан — ее захватили в сороковых годах.

Старший брат не встретил Родса. Герберт уехал в район только что найденных алмазных месторождений. Они еще не считались крупнейшими в мире — никто, вероятно, и не предвидел тогда такого оборота событий, — но алмазная лихорадка уже началась.

Сесил Родс заразился ею не сразу. Свою южноафриканскую жизнь он начал в Питермарицбурге, административном центре Наталя. Там он остановился у друзей брата. Когда Герберт вернулся, братья попытались выращивать хлопок на ферме Герберта в долине Умкомаас. Правда, старший брат больше бывал на алмазных копях, чем на ферме, и Сесил, в сущности, вел хозяйство один, управляя работой тридцати зулусов.

Сам Родс вспоминал потом о жизни на ферме как о времени почти идиллическом. Жили они с братом в хижине: две кровати и стол. Цветущая долина, лазурное свежевымытое небо, сверкающее солнце…

«Чувствуешь, что каждый глоток этого воздуха есть прибавка запасу здоровья, он освежает грудь и нервы, как купанье в свежей воде». Так писал из Южной Африки, «этого тихого и счастливого уголка», И. А. Гончаров, побывав там на фрегате «Паллада» в год рождения Сесила Родса. А не больно крепкому здоровьем Родсу здешняя природа казалась, наверно, особенно приветливой после хмурого неба туманной Англии.

В чаду алмазной лихорадки

Древние греки называли его «адамас» — несокрушимый, непобедимый, арабы — «ал-Маc» — наитвердейший. В Индии перед ним когда-то преклонялись как перед святыней. «Алмаз… Это свет солнца, сгустившийся в земле и охлажденный временем, он играет всеми цветами радуги, но сам остается прозрачным, словно капля», — писал Куприн.

Почти две тысячи лет мир знал только индийские алмазы. «Кохинор», сверкающий в британской короне: знаменитый бриллиант «Орлов», украшение скипетра русских царей; «Шах», подаренный Николаю I персидским шахом, чтобы задобрить царя после убийства Грибоедова, — все они родом из Индии.

Но вот уже сто с лишним лет слова «алмазы» и «бриллианты» больше ассоциируются с югом Африки. Там найден самый крупный в мир© алмаз — «Куллинан». Там добывают теперь больше всего ювелирных алмазов. Даже бразильские алмазы ученые связывают сейчас с южноафриканскими. По гипотезе о суперматерике Гондвана, Южная Америка примыкала когда-то к Африке. Во всяком случае бразильские алмазы сходны с южноафриканскими.

Сколько преданий и историй рассказывали об индийских алмазах! «Лунный камень» Уилки Коллинза и «Алмаз раджи» Стивенсона. А теперь наступила очередь южноафриканских обрастать легендами. Так снова и снова возникала молва о бриллиантах, которые лежат в Атлантике на глубине почти четырех километров в сейфах «Титаника», затонувшего в 1912 году из-за столкновения с айсбергом. С конца 1985-го, когда франко-американская экспедиция обнаружила останки «Титаника», вокруг находящихся там алмазов поднялась новая волна ажиотажа.

Алмазы Южной Африки теперь и в приключенческих романах, начиная с Луи Буссенара, и в детективах, и в голливудских боевиках, и в популярных шлягерах.