Казалось, всадники взялись из ниоткуда. Вот только что на склоне холма никого не было, и вдруг... Трое... Нет, пятеро! Нет, уже восемь... Десятка два! Выбравшись из теснины, они пустили коней намётом, закричали, заулюлюкали, потрясая над головами короткими копьями, так что у медленно продвигавшихся по неширокой дороге караванщиков не осталось больше никаких сомнений в их намерениях.

Прятавшийся в дубовой рощице Баурджин-нойон усмехнулся, положив руку на эфес сабли. Это был тяжёлый клинок, в умелых руках суливший врагу верную смерть. Ничего лишнего — никаких украшений, простые ножны, обтянутые чёрной замшей. Оружие небогатого путешественника, воина или торговца.

Похрапывая, спал на лавке господин Цзяо Ли, чжурчжэньский чиновник из империи Цзинь, волею императора Ван Шао Вана посланный с важной миссией в тангутское царство Си-Ся, уже не первый год страдавшее от вторжений монголов. Вот степень этого вторжения и предстояло выяснить господину Цзяо Ли. Хотя на самом-то деле эта важная и ответственная миссия была поручена совсем другим людям. Что же касается господина Цзяо, то... Честно говоря, император не доверил бы ему и охрану ночного горшка, просто, разгневавшись, сослал на время подальше. Вроде бы — и с миссией, а вроде бы и так, с глаз долой. Господин Цзяо Ли принадлежал к влиятельному ханьскому роду, настолько могущественному, что с ним приходилось считаться и чжурчжэням, около сотни лет назад завоевавшим весь северный Китай. Ныне эта область именовалась Цзинь, в отличие от южного, вполне ханьского, Суна. Не то чтобы чжурчжэни привечали ханьцев, но... опираться-то в деле управления огромной страною, протянувшейся от долин Хуанхэ до Ляодуна, можно было только на них, на ханьцев. Китайцы — так их можно, наверное, называть, — имели тысячелетний опыт строительства и управления империей, и чжурчжэни вовсе не были настолько глупы, чтоб не использовать их знания и навыки себе на пользу. Элита завоевателей — «северных варваров», как их когда-то презрительно именовали ханьцы, — быстро китаизировалась, везде вводились китайские (имперские) порядки, да и ханьский язык звучал на севере куда как чаще, нежели язык завоевателей-чжурчжэней. Императорский двор полностью перенял китайский церемониал, лишь, по обычаю кочевников, не избрал для постоянного местопребывания какой-нибудь конкретный город, назначив его столицей. Столичных городов имелось аж целых пять: северный — Дадин, западный — Датун, южный — Кайфын, восточный — Ляоян. Главной столицей считалась средняя — Чжунду, примерно соответствовавшая тому Пекину, который когда-то знал Баурджин... Баурджин-нойон... Иван Ильич Дубов... Пятидесятичетырёхлетний генерал, летом тысяча девятьсот семьдесят второго года перенёсшийся на рубеж двенадцатого и тринадцатого веков, в монгольские степи, возродившийся в теле паренька-кочевника, Баурджина из найманского рода Олонга. Поначалу испытав шок, Дубов привык к новой жизни на удивление быстро. Приспособиться ему во многом помогли знания и умения, оставшиеся от «прежнего хозяина» тела, но благодаря уму и характеру «нового хозяина», генерала Дубова, обновлённый Баурджин выбился из простого скотовода в князья-нойоны.

Мало того! Повелитель монголов Темучин, четыре года назад торжественно провозглашённый Чингисханом, пожаловал Дубову-Баурджину обширные земли к югу от озера Буир-Нур, табуны и пастбища. Естественно, пожаловал не за красивые глаза, а за услуги, оказанные в деле сплочения кочевых племён. Услуги, прямо сказать, весьма серьёзные, взять хотя бы разведывательную операцию, блестяще проведённую в сопках по берегам Аргуни. Эта операция предотвратила вспышку кровавого конфликта, самую настоящую войну за главенство над племенами. Соперник Чингисхана — Гурхан-Джамуха вынужден был позорно бежать.