Дочь йоркширского викария получила от случайного попутчика пачку писем некоего Хитклифа из поместья Грозовой перевал к подруге детства Кэти Эрншо… Она прочитала и поразилась сходству адресанта писем и мужчины, о котором часто рассказывала ее сестра Эмили.
В письмах заключено все: что думал и чувствовал Хитклиф, когда покинул Грозовой перевал, что он хотел рассказать своей Кэти, что было между ними. Шарлотта и Эмили узнают тайну личности Хитклифа и настоящий конец этой истории…
1
Третье января 1844 года. Письмо, написанное шестьдесят лет назад человеком, которого уже почти сорок лет нет в живых! Могла ли я вообразить, покидая новогодним днём Брюссель, что именно оно, а вовсе не горькие воспоминания о месье Эже, будет занимать мои мысли на пути домой.
Ибо месье — и только он один — был властителем моих дум всё долгое время моего учительства в «Пансионате Эже». Он один удостаивал меня улыбки или дружеского приветствия; остальные — и преподаватели, и воспитанницы — сторонились меня, следуя примеру мадам Эже, и в конце концов окружили ледяным молчанием, от которого я коченела в своём дальнем закутке дортуара. Лишь один друг на этом ледяном континенте иногда согревал меня тёплым словом. Столь краткая оттепель, а в последнее время и столь редкая! Мадам ревновала; мадам хотела избавиться от английской учительницы; мадам всегда добивалась своего.
Я полюбила, он был женат. Теперь неважно. Мы разлучены, вероятно — навеки. Мы не обменялись ни единым нежным словцом; никаких чувств, кроме тех, что уместны между учителем и ученицей (а он научил меня многому), мы не выказывали никогда. Мои переживания остались невысказанными и неразделёнными. Я научилась хранить бесстрастное выражение лица, губы мои не дрожали, глаза оставались сухими.
Я ещё молода, но мои юность и все связанные с ней трепетные надежды похоронены в Брюсселе.
2
Гиммертон, 10 апреля 1784 года
Кэти.
Это — Хитклиф, я вернулся к тебе. Я пишу эти строки в номере гостиницы «Кабанья голова», всего в двух милях от того места, где ты мирно спишь в своей постели, а завтра в карете — в своей собственной карете, Кэти, — на дороге за Пенистон-Крэгом я буду ждать твоего слова. Слова, которое даст мне право просить твоей руки. Пошли мне это слово, и ты будешь моей, хотя бы ради этого мне и пришлось залить весь дом на Грозовом Перевале кровью и вынести тебя оттуда, ступая по колено в крови. Одно твоё слово — и я буду рядом; одно слово — и мы умчимся далеко-далеко от мелочных притеснений вечно пьяного тирана Хиндли, и никто не сможет разлучить нас.
Но сначала я хочу, чтобы ты прочла этот рассказ о событиях, случившихся после моего побега. Ты поймёшь, почему я должен был уйти, что удерживало меня вдали от тебя три долгих года и почему сейчас я могу спасти нас обоих. У меня появилась своя тайна, но от тебя я не скрою ничего. Между нами больше не будет непонимания, омрачавшего последние месяцы моей жизни на Грозовом Перевале, когда, сама того не ведая, ты причиняла мне боль, а я в ответ грубил тебе; я расскажу всё; и пусть порой тебе будет так же тяжело читать некоторые страницы моего повествования, как мне больно их писать.
Прочти мою историю от начала до конца, ничего не пропуская. Я прошу тебя об этом, хотя каждая минута разлуки для меня мучительна, как нож в сердце. И всё-таки я пишу, и всё-таки я прошу тебя прочесть.
