Иной мир

Циргибель Герберт

Спустя девять месяцев после того, как космический корабль «Чарльз Дарвин» столкнулся с неизвестным небесным телом, профессор Шаган, руководитель обсерватории Маник Майя, обнаружит что астероид Ре 37 больше не находится на своей траектории обращения. На ничтожном участке у Ре 37 и «Дарвина» была одинаковая орбита. Стал ли Ре 57 убийцей шести космонавтов? Но и эта мысль — почти непроизносимая, напрашивается сама собой: Явилось ли причиной пылеобразования вблизи кратера Плутарха, которое наблюдалось и было сфотографировано многими астрономическими станциями, совсем не разрушенный, упавший на Луну космический корабль, а разлетевшийся на куски астероид? И где же «Дарвин»? Носит его, сбитого со своей орбиты, где-то во Вселенной? Невероятная мысль. Теория профессора Шагана недоказуема. Но ее поддерживает его ассистентка Нанга, у которой свои способы, она вдруг упрочняется таинственными радиосигналами, которые не поддаются расшифровке, она наконец-то подтверждается спасательным зондом из из злосчастного корабля, который несет информацию о том, что уже несколько месяцев трое мужчин и одна женщина живут в космосе; запертые в своей капсуле, ограниченные минимальным мирком, оторванные от всего, что может в жизни показаться нам достойным того, чтобы жить. Невероятная история.

Герберт Циргибель описывает экстремальную ситуацию, и он не закрывает глаза на катастрофу, которая может наступить несмотря на все достижения в освоении космоса. Он отказывается от таинственных явлений и утопичного естества, он добивается остроумной техники, он подходит к проблеме с гуманистической точки зрения. Он заставляет читателя, несмотря на весь внешний драматизм, задуматься и не отпускает его до самой последней строчки.

Предисловие переводчика

Свою работу я посвящаю экипажу космического корабля «Колумбия», трагически погибшему 1 февраля 2003 года при входе в атмосферу. Имена семерых погибших астронавтов шаттла «Колумбия» будут высечены на монументе «Зеркало Космоса» на мысе Канаверал. Для меня было бы большой честью привести эти имена здесь, ссылаясь на данные космического агенства NASA, которое готовит этот монумент.

Командир корабля — Рик Д. Хасбенд, 45 лет, полковник ВВС США, был летчиком-испытателем. Аттестован для работы в NASA в 1994, Хасбенд провел более 235 часов в космосе.

Вильям С. МакКоул — пилот, 41 год, летчик-испытатель. Аттестован для работы в NASA в апреле 1996, МакКоул совершал свой первый полет в космос.

Майкл П. Андерсон — Payload Commander, 43 года, подполковник ВВС США, пилот-инструктор и тактический офицер. Андерсон провел более 211 часов в космосе.

Дэвид М. Браун — эксперт 1, 46 лет, капитан морского флота США, был морским летчиком. Аттестован для работы в NASA в апреле 1996. Браун совершал свой первый космический полет.

I

Пространство измерялось четырьмя шагами в длину и тремя в ширину. Седрик Стюарт мерил шагами этот путь бесчисленное число раз; он находился пока только одиннадцать дней в это самой современной темнице, которую только можно было найти на Земле в последнею треть двадцатого столетия. Пространство называлась «Фок 2» и было металлической камерой с круглыми окнами. В нем было одно кресло, приборная доска с передатчиками и осциллографами, системами управления и радарами. Вокруг была Вселенная со своей тишиной, своим мраком и своей величественной красотой. Панель измерительных приборов показывала скорость «Фок 2». Она составляла 2,6 км/с.

Теоретически молодой человек преодолел уже много миллионов километров. На самом деле же он ни на сантиметр не двинулся с места. Все, что его окружало, было имитацией, было ложью. Измерительные приборы лгали, и бортовые передатчики обманывали его. Звезды за иллюминатором были в каких-то пяти метрах от него. Вся обстановка служила для поддержания иллюзии. Седрик Стюарт знал это. Он добровольно согласился на этот тест в «Фок 2» добровольно, и решил выдержать эти тридцать дней в одиночестве и призрачной тишине со всем стремлением к самодисциплине. Это была проверка нервов и еще, пожалуй, прежде не сформировавшихся черт характера. Только тот, кто успешно выдерживал этот тест, имел возможность, когда-нибудь преодолеть земную гравитацию на настоящем космическом корабле.

Это пространство прекрасно имитировало «поиски истины». В иллюминаторе проплывали мимо знакомые планеты, созвездия меняли свое положение, а Земля, словно мяч для лечебной физкультуры, представала перед заключенным во всем своем круглом облике. Только очень редко тишина и однообразие прерывались распоряжениями извне. Испытуемый должен был сам справляться с проблемами, которые сваливались на его голову, а это было проблемы, о которых о которых он не догадывался и с которыми ему приходилось справляться. Больше не было ни дня, ни ночи, часы, правда, показывали час, но не дату. Так случилось, что Седрик Стюарт изначально неправильно датировал свой бортовой журнал. Он уже тринадцать дней заблуждался в «Фок 2».

Поначалу Седрик много читал, но тишина все больше обостряла его слух. Тиканье наручных часов мешало ему, и даже перелистывание страниц книги воспринимали его ставшие слишком чувствительными органы обоняния. Чем больше он тосковал о завершении теста, тем больше тянулось время. После каждых трех часах он по идее должен был делать гимнастику; к этим упражнениям он уже пять дней больше не подходил с точки зрения пунктуальности. Сон тоже доставлял ему трудности. Эта естественная потребность, которая относится к нормальному ритму жизни, воспринималась при таких условиях все меньше. Седрик Стюарт больше не чувствовал ту приятную усталость, которая требовала от него сна. Растущая слабина его тела позволяла ему скорее дремать, чем спать. Точно так же обстояло дело и с приемом пищи. У него был запас консервов со специальным питанием, но он ел нехотя и без аппетита и столь же нерегулярно, как он выполнял всю предписанную работу.

Седрик Стюарт в своем поведении не был исключением. Каждый будущий космонавт, за которым в этом помещении на тридцать дней закрывалась дверь, знал, что он не двигался ни на миллиметр вперед и что от него ждали силу воли и самодисциплину. И каждый, переступивший порог этого помещения, намеревался постоянно думать о том, чтобы не показать свою ахиллесову пяту. Но не позднее, чем через двадцать дней даже самый педантичный испытуемый терял чувство времени. Все были подвержены фикции, что они находятся на настоящем космическом корабле, и с потерей ощущения времени терялось также рано или поздно стремление к дисциплине. Хуже всего влияла тишина. Кроме планет, призрачно проплывающих мимо в иллюминаторе, или бесшумного маятникового отклонения некоторых измерительных приборов порой целый дни напролет ничего не двигалось. Перенапряженные нервы давали повод фантазии и стимулировали путанные сны. Снаружи на экранах врачи и другие специалисты наблюдали за каждым движением и выражением заключенного. Если проявлялись болезненные симптомы, то через динамики давались наставления, в тяжелых случаях тест прекращался.